Читаем Считаные дни полностью

Затем раздался крик. И к этому он тоже не был готов, к такому душераздирающему и неконтролируемому крику. Он протянул лист бумаги, буквы были крупные и разборчивые, но ей не требовалось письменного объяснения того, что происходит, она и не посмотрела на листок, ее взгляд был направлен на оружие. «Я ничего тебе не сделаю!» — закричал он. Бо сказал, ему следует молчать, не говорить ни слова, достаточно того, что написано на бумаге, — так сказал Бо. И все же Иван прокричал, но это ничего не изменило, ее крик заглушил его голос. «Я тебе ничего не сделаю, — повторил он, — просто гони деньги!» Но она не прекращала верещать, прижав руки к щекам, словно пыталась держаться за собственное лицо; она кричала громко и непрерывно, не отводя глаз, в которых отражался смертельный страх, от пистолета. «Да успокойся ты, — завопил Иван, — если хочешь знать, это всего лишь чертова игрушка!» Он захотел показать ей, но руки дернулись, все задрожало, что-то сухо щелкнуло, и женщина завалилась назад на полки. Она сползла на пол, и товар со стеллажей — пачки сигарет, рулоны бумажных полотенец, голубая подставка, куда были вдеты листы бумаги, — все посыпалось прямо на нее.

«Да тебя не задело! — вопил Иван. — Гляди сюда!» Он поднял пистолет, чтобы показать, что это вовсе не настоящий пистолет, а игрушечный. Почти такой же он очень хотел купить для Мариуса Бротена, когда тому исполнилось восемь. Но отец отказался. «Если есть что-то такое, чего не должно быть, — сказал тогда Драган Лескович, — так это бежавший от войны мальчишка, который ни с того ни с сего пришел с оружием на детский день рождения». — «Да это же вовсе не оружие, — пытался возразить Иван, — это же игрушка». — «Это оружие. — Отец был непоколебим, он снял с полки в магазине игрушек коробку с пластилином. — Вот это, — отрезал он, — вот это можешь подарить».

Большая красиво оформленная коробка, брусочки пластилина разных цветов, формочки разного размера и вида для того, чтобы ими вырезать всякие фигурки, штампы, чтобы делать отпечатки, — подарок стоил гораздо больше того, что было принято тратить на обычный детский день рождения, но, как добавил Драган Лескович: «Это чтобы ты не выглядел бедным эмигрантом, который ходит в гости, чтобы поесть на халяву и принести в подарок какую-нибудь дешевку».

Мариус вежливо поблагодарил. Но коробка с пластилином так и осталась лежать на столике для презентов; там были другие подарки, которые привлекли большее внимание именинника и его гостей: рогатка от Акселя, хлопушки от Уле Мартина, самурайский меч с блестящей рукояткой — общий подарок от Миккеля и Маттиса.

«Это просто игрушечный пистолет», — не унимался Иван. Он вертел перед ее лицом игрушкой, даже стянул с головы капюшон, просто чтобы заставить ее замолчать, но женщина продолжала кричать, все более хрипло и дико, а потом тело ее затряслось. А кто-то проехал мимо, кто-то, должно быть, проехал мимо, хотя Бо уверял, что в это время дня там никто не ездит; тело ее тряслось, она больше не кричала, только отрывисто булькала, и Иван подошел к ней. Адвокат сказал, что это будет даже смягчающим обстоятельством — что он оставался на месте и пытался помочь женщине до тех пор, пока не услышал сирены. Но Иван знал, что, когда женщина будет сама мысленно возвращаться к этому эпизоду, а она, вероятно, будет делать это каждый день, пока жива, не так уж много обстоятельств она сможет извинить, и меньше всего — его самого.

— Прошу прощения, — говорит медсестра, заходя в комнату и закрывая за собой дверь, — это заняло какое-то время, но теперь все готово.

Иван украдкой разглядывает ее, сходство уже не так бросается в глаза, но он не рискует изучать ее более пристально.

— Вот, возьмите, — она протягивает ему провод, на конце которого приделан выключатель. — Если почувствуете панику, нажимайте сюда.

— Если я почувствую панику?

— Да.

— Тогда я нажимаю сюда.

— Да.

— И что?

— Тогда вы выедете из аппарата, соберетесь немного, и мы начнем сначала.

— Но тогда вам придется задержаться?

Она улыбается, сходство снова становится явным; должно быть, что-то в ее глазах.

— Вот это вас не должно беспокоить.

Она протягивает ему провод с выключателем, он круглый и твердый.

— А вы будете сидеть у меня в ногах? — спрашивает он.

— О, нет, — отвечает медсестра, — во время исследования здесь не должно быть посторонних, я буду вон там. — Она показывает на окно, двое в белых халатах уже там, один сидит к ним спиной и разговаривает, второй кивает, поднимает руки над головой и медленно тянется, склоняясь в одну сторону.

— Вы готовы? — спрашивает медсестра.

— А насколько там высоко? — интересуется Иван.

— Высоко?

— Ну, до верхнего свода тоннеля? Примерно так?

Он поднимает руку вертикально перед лицом, прижав большой палец к носу.

— Примерно, — кивает медсестра.

— А глаза надо закрывать?

— Ну, как хотите.

— Да, наверное, лучше закрыть, — говорит Иван, — я думаю, закрою.

— Многие предпочитают так делать, — замечает медсестра, — единственное, на чем вам надо сосредоточиться, — это дыхание.

— Дыхание.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее