Но, конечно, нет смысла даже пытаться рассказывать обо всем этом Элине, думает Лив Карин. Вместо этого она гладит рукой по вздрагивающим плечам Элине и не произносит ни слова. Не станет же она передавать все, что ей против ее воли поведали другие. Например, как Харальд Брекке напился и отвратительно себя вел летом на фестивале сыра: для начала он помочился прямо на улице, и поэтому домой его увез ленсман, это уже не говоря о доказанной интрижке между Сив-Хеге Брекке и молодым мужчиной откуда-то из других мест. Как рассказала в учительской Йорун, они страстно в открытую целовались на палубе парома во время переправы из Согнепринсен в Балестранн, а перед хлебным прилавком магазина «Куп» на прошлой неделе Финн с плохо скрываемым злорадством рассказала о том, что Сив-Хеге ходила на просмотр одной квартиры за студенческим центром, и уж это Лив Карин совершенно не хотелось знать.
Лив Карин молчит об этом и, пока рыдания Элине постепенно затихают, пытается вытянуть левую ногу, которая почти затекла в неудобном положении, украдкой смотрит на часы и приходит к выводу, что пообедать уже не успеет, и когда еще несколько минут спустя она отпирает дверь класса, дает твердое обещание просмотреть контрольную работу еще раз, потому что Элине поднимает на нее мокрые от слез глаза, в которых застыла мольба:
— Может быть, там все-таки удастся поставить слабую четверочку?
Она ест принесенный с собой обед, стоя около стола перед кофеваркой. От перемены осталось не больше восьми минут, кроме того, ей не хочется вступать в пустые разговоры, которые ведутся вокруг маленьких столиков, стоящих у голубых диванов со свалявшейся обивкой в учительской. Лив Карин включает чайник и берет чайную чашку и два кусочка сахара с общей полки в шкафу. «Убери за собой! Твоя мама здесь не работает!» — написано на листочке, который приклеен к дверце шкафа, — это предупреждение висит здесь с незапамятных времен, но однажды осенью кто-то перечеркнул слова «твоя мама», а сверху написал «твой папа», и, как сказала Йорун, это сделал один из молодых учителей, пришедший на замену.
В группе сидящих ближе к двери что-то рассказывает заместитель директора, и это вызывает всеобщий смех. Лив Карин наливает воду в чайник и, отворачиваясь к окну, пытается вспомнить повестку совещания, которое будет сразу после обеденного перерыва. Они всегда встречаются по средам — все учителя девятых классов; на этот раз вроде бы собирались обсудить полугодовую контрольную? Новые правила проверки? Или предстоящий день здоровья в конце месяца, который никто из них, разве что директор да новый учитель физкультуры, не воспринял с особым энтузиазмом?
Солнечные лучи за окном освещают склон горы. Мимо по дороге проезжает «мазда» цвета нефтяного пятна, она похожа на машину Сверре, парня Кайи, или он уже бывший парень? Лив Карин с ним едва виделась после того, как в августе Кайя переехала в Восс; мальчики спрашивали о нем много раз, Сверре всегда играл с ними, если ее не было дома, они часто даже больше радовались, когда забегал ненадолго он, чем когда приходила Кайя, по крайней мере в последнее время. В прошлые выходные Лив Карин спросила, расстались ли они, в этом бы не было ничего странного, сказала она, — связывать себя в столь юном возрасте не всегда лучший выбор, и, возможно, в Воссе найдутся парни и поинтереснее? Но надежды Лив Карин на задушевный разговор очень быстро исчезли: Кайя попросила оставить ее в покое и закрылась в комнате, а Лив Карин оставила все как есть, и тоже только потому, что для мамы подростка важно не надоедать, и она должна постоянно об этом помнить.
«Мазда» исчезает за детской площадкой с горками и лестницами и направляется дальше к центру. На скамейке рядом с отгороженной футбольной площадкой сидит толпа учеников средней школы. Элине тоже там, посреди стайки ребят, она энергично жестикулирует двумя руками, остальные слушают, она притягивает к себе внимание и уже не кажется расстроенной.
Дворник Свейн, проходя к дверям мимо Лив Карин, прикасается к своей шапке в знак приветствия, он ест яблоко, руки у него большие и огрубевшие. Лив Карин достает чайный пакетик из чашки, и, выбрасывая его в переполненную мусорную корзину, размышляет об Элине и контрольной, что для нее самой это не слишком естественно — быть такой уступчивой.
Очевидно, что она слишком уж прониклась Элининым отчаянием, но об этом трудно не думать. Кроме того, Лив Карин чувствовала во рту неприятный привкус, когда сегодня утром вернулась к проверке работ. Она собиралась допроверять тетради еще вчера вечером, но не осилила всю стопку, вместо этого она уделила больше внимания бутылке красного вина, и у нее ломило затылок, когда она пришла сегодня на первый урок. Лив Карин дала десятиклассникам большую письменную работу, пока сама быстренько проверила оставшиеся контрольные по истории; возможно, ей не хватило здравого смысла, так что, может быть, Элине в чем-то была права.