Считаные дни

«Вроде что-то подобное было, — говорит полицейский на пассажирском сиденье, — когда мы выезжали с парома, вот тогда, ты прав, что-то такое было». Перед ними открывается и тянется вдаль дорога, они уже почти на месте: слева — заправка «Шелл», справа — пляж, полиэтиленовый пакет порхает над песком почти у кромки воды. «Послушай, — говорит тот, что за рулем. — Слышишь?» И теперь уже стучит где-то правее под днищем. «Мы, черт побери, прокололи колесо». Перед ними едет автобус. Он не следует за потоком автомобилей, которые сворачивают влево, к центру, а продолжает двигаться прямо до площади с администрацией коммуны. «Пассат» едет за ним и сворачивает на площади справа от автобуса. Полицейский за рулем ставит машину на ручник. «Черт», — ругается он, потом отстегивает ремень и поворачивается к заднему сиденью. Иван видит все это сквозь полуприкрытые веки, и ему удается скользить глазами, он следит за тем, чтобы его нижняя челюсть была неподвижной, а дыхание ровным и отчетливым. Потом он слышит звуки, как открываются две двери, громкий стон с одной стороны, затем голос: «А мы сможем доехать до тюрьмы? Дотуда же не больше километра?» Голос второго: «Тогда мы на ободе поедем, колесо полностью спущено».

Иван осторожно открывает глаза. Через узкую щелочку ему едва видны полицейские, которые стоят спиной к нему, склонившись у колеса. «Да, придется менять колесо прямо здесь, как считаешь?» — вздыхает тот, что ехал на пассажирском сиденье, мужчина с лысиной и мобильным телефоном, он запускает руку в карман форменных брюк, из которого достает коробочку снюса, пара наручников прикреплена к ремню, они свободно болтаются у его бедра. «Стедье-то выехал на задание, — говорит полицейский, который вел машину, — а этот на заднем сиденье спит как младенец, так что ничего страшного».

Это они о нем говорят. Что его нечего бояться и считаться с ним не стоит.

Тошнотворный запах кожи. Иван скользит взглядом влево. Автобус работает на холостом ходу, обе двери открыты. Пассажиров в нем нет, шофер, крепко сложенный лысый мужчина, достает из багажного отделения детскую коляску. Молодая женщина стоит рядом и разговаривает с ним, она жестикулирует обеими руками, пока водитель пытается расправить коляску, табличка с именем прикреплена между колесами, там написано «Йоханнес». Девушка показывает на кнопку где-то сбоку, водитель автобуса нажимает ее, пытаясь разложить коляску, но ее заклинило. «Давай мы тогда сами, — продолжает один из полицейских рядом с машиной, — тут дел-то на пять минут, справимся же?» Девушка наклоняется к коляске и нажимает на что-то сбоку, водитель автобуса ставит коляску на спинку, он поддергивает форменные брюки, прежде чем опуститься на корточки, девушка склоняется рядом, вытягивает вперед руку и что-то показывает, ее длинные волосы спадают вдоль щек.

Вот тут-то он ускользает. Иван беззвучно отстегивает ремень безопасности, так же бесшумно открывает дверь машины и выбирается наружу. И пока он медленно идет по направлению к автобусу, представляет себе, как они пустятся его догонять: громкие крики, две руки, хватающие его за плечи, возможно, выстрел из пистолета в ногу, и как будто он уже чувствует внезапную пронизывающую боль. Но ничего этого не происходит, не происходит ничего вообще, только раздраженные голоса двух полицейских слева у него за спиной — в четырех-пяти метрах. Водитель автобуса и молодая женщина, повернувшиеся спиной к нему на корточках перед детской коляской. «Никогда такого раньше не было, — говорит девушка. — Совершенно заклинило; может, она сломалась в пути?» Иван проходит мимо них, поднимается в пустой автобус, на приборной доске слева от коробочки пастилок лежат солнечные очки в желтой оправе, Иван ощущает очертания тела шофера, когда проваливается в мягкое водительское сиденье, и тепло.