Олимпия Валериановна.
Но, голубушка, господь с вами! Я ведь тоже не религиозна. Господи, да и кто же в наши дни, после всего, что каждый из нас пережил, может еще верить в Бога? Но кто сказал, что Пасха — религиозный праздник, ха-ха? По-моему, это просто очаровательный русский обычай. Подобно Масленице. Каждый год на Масленицу я непременно прошу девушку напечь побольше блинов, хотя нельзя сказать, что при моей пышности это было бы уж очень полезно, ха-ха, но я с детства привыкла к этому обряду и уже ничего с собой не могу поделать, не могу отказать себе и раз в год не наесться, извиняюсь, до отвала, ха-ха, русских блинов. Жаль только, что теперь на масленой не ходят по домам ряженые. Я помню, в детстве на широкой масленой к нам в дом — на кухню, конечно, — всегда вваливалась толпа ряженых, с колокольчиками и бубенцами, с балалайками и гармошками! Ах, что за прелесть! Пока их кормили блинами и поили брагой на кухне, нам, детям, разрешалось немного позабавиться их бубенцами и даже масками! Вы не представляете себе, как это все было чудесно! А знаете, к Пасхе Диночка обычно сама всегда красит яйца, она красит их очень красиво, их потом даже, ха-ха, жалко разбивать. Обычно она начинает красить очень рано, но в этом году еще не собралась… И, как назло, девушка заболела… Так что в доме пока еще нет ни одного крашеного яичка, а то бы я вам непременно преподнесла — это такая прелесть! Вы знаете, мы в детстве чуть ли не весь год с нетерпением ожидали Пасхи, потому что в пасхальную, как и в рождественскую, ночь нам, детям, разрешалось долго не спать. Мои родители тоже не верили в Бога, хотя entre nous — то есть, извиняюсь, голубушка, — между нами, конечно, — и не были столбового пролетарского происхождения, но ей-богу, все же они были просвещеннейшими людьми, тесно связанными с художественными кругами, у нас в доме не раз бывал — entre nous, то есть, извиняюсь, голубушка, между нами, конечно, — сам граф Лев Николаевич Толстой. Но мой отец сразу своей волей сдал наш — entre nous, голубушка, то есть между нами, конечно, — дом и имение советскому государству и до конца дней своих верой и правдой служил в советском учреждении. Однако мои родители всегда неукоснительно исполняли все, даже самые скучные церковные обряды — согласитесь, любое время несет с собой свои обряды, которые долженствует неукоснительно исполнять, — без них, по-видимому, люди никак не могут, без них, по-видимому, все человечество просто собьется с пути, ха-ха. Как сейчас помню, как мы, дети, — а у нас на Пасху бывало всегда много приглашенных детей, и, кроме того, у меня, душенька, было прежде два старших брата, оба пропали совсем молодыми в Гражданской войне, и — подумайте только, какой кошмар! — они ведь сражались — entre nous, то есть извиняюсь, голубушка, между нами, конечно, — друг против друга! Так вот мы с родителями возвращались с крестного хода, сбрасывали в передней шубки, христосовались со всеми домашними и со слугами, а потом с визгом и хохотом гурьбой сразу же, конечно, вваливались в столовую. А что за стол был накрыт в столовой — он буквально ломился от разнообразных роскошных яств, от огромных куличей с цветками и высоченных пасх с буквами X. В. И повсюду в огромных вазах горками — крашеные яйца. А что за прелесть были эти яйца! Что за колер! Какое обилие красок! Яйца в вазах буквально цвели. Из столовой все переходили в гостиную. Там уже стоял очень длинный и широкий стол, по краям весь уставленный свечами. Из столовой приносили вазы с цветными яйцами. Каждый брал по несколько штук и через специальный лоток выкатывал их на стол. Если яйца при этом стукались, играющий забирал стукнувшиеся себе, потом яйца из лотка выкатывал на стол следующий, и так до тех пор, пока в огромных вазах не оставалось ни одного крашеного яйца. А что за гам поднимался в гостиной, когда в конце игры приступали к разбиванию яиц друг об дружку или своими и чужими лбами. У кого небитых яиц в конце игры оставалось за пазухой — извиняюсь — больше, тому выносили из столовой специальный маленький кулич с цветком и дарили вместе с серебряным блюдечком. Спать ложились уже под утро. А на следующий день, после позднего завтрака, запрягали лошадей, погружали dans les carrioles, то есть — извиняюсь, голубушка, — в легкие повозки всякую снедь, куличи, и пасхи, и яйца, и отправлялись, entre nous, то есть, между нами, конечно, голубушка, в наше имение — там пасхальное пиршество продолжалось, а яйца уже катали в саду, с горки. Что за прелесть была эта Пасха! Сплошное очарование! Ведь я, голубушка…Юлия Александровна