Сдаёшься?

Олимпия Валериановна. Ах, извините, голубушка! Я злоупотребила вашим терпением. Но мне — увы! — так редко теперь приходится встречать по-настоящему интеллигентных людей. Людей, имеющих дело с музыкой, я отношу именно сюда. Я так счастлива, что наши дети, оказывается, учатся вместе! Хотите чашечку горячего натурального кофе, голубушка?

Юлия Александровна. Нет, нет. Благодарю вас. Я к вам совсем ненадолго. У меня на сегодня запланирована тысяча дел — к двум часам я должна вернуться в музыкальную школу, днем ко мне домой придут несколько учениц, а вечером я аккомпанирую в Доме пионеров — там готовятся к Маю. Вы знаете, я ращу Кирилла одна, и мне приходится все время крутиться — я должна ему дать высшее образование. Он подает большие надежды. Конечно, он старается помочь мне, он два года подряд неизменно получал Сталинскую — нет, теперь, кажется, уже не говорят Сталинскую — Ленинскую стипендию, а в этом году у него тоже повышенная, а ведь у него еще столько нагрузок, помимо основных занятий: во-первых, он с первого курса занимается научной работой в СКБ, то есть, простите, в студенческом конструкторском бюро, его проект насчет какого-то узла, как-то завязанного на трансформаторе сверхмощной электростанции был удостоен специальной грамоты ЦК ВЛКСМ, кроме того, он очень активно занимается общественной работой — прошлые два года он был членом бюро комитета всего факультета, а в этом избран старостой группы, помимо этого, он занимается спортом — фехтованием — и там тоже делает большие успехи. Бесспорно, он у меня сильно перегружен, но ведь если хочешь добиться аспирантуры в таком серьезном и большом институте, и притом безо всякой «руки», надо наступать по всем направлениям, но ведь, вы понимаете, стипендия, даже повышенная, это капля в море в семейном бюджете.

Олимпия Валериановна. Да, да, я с вами абсолютно согласна, голубушка. Вот, например, кофе — увы! — безумно дорог. А мне врачи рекомендуют выпивать — ха-ха — по две-три чашечки каждое утро. Где же — ха-ха — напасешься таких денег? Я уже четыре года не получаю жалованья, мы живем на мою скромную пенсию — знаете, в театре ведь едва терпят людей до пенсии, так и смотри, чтобы не уволили раньше по сокращению штатов, а тогда что же — менять профессию — ха-ха — на старости лет?! Я тоже ращу Диночку совершенно одна. Увы! Мы с ней одни выжили в эту войну. У нас не осталось никаких родственников. Кроме того, она ведь и стипендию получает не каждый семестр — в институтах такие сложные программы, а если ей удается получить стипендию, я, грешным делом, позволяю ей расходовать эти деньги по своему усмотрению, мы как-нибудь выкрутимся, перезимуем, ха-ха, а у нее ведь так много молодых нужд.

Юлия Александровна. Вот это вы совершенно напрасно. В наше трудное время не следует баловать их деньгами. Особенно девушек. От этого они становятся легкомысленными. Но я не понимаю, если вам так тяжело живется, почему бы ей не помочь вам? Она, например, умеет шить?

Олимпия Валериановна. Дина? Да нет, что вы, господь с вами, голубушка. У нее — ха-ха — едва хватает сейчас терпения вдеть мне нитку в иголку, у меня ведь ко всему — ха-ха — дрожат теперь руки. В последний год она сделалась особенно нетерпелива. Я уже говорила, что догадываюсь почему. А потом, к шитью, мне кажется, надо иметь особый дар.

Юлия Александровна. Только терпение, элементарное терпение, и ничего больше. Я ведь сама шью, с детства, и очень хорошо знаю, что ничего, кроме элементарного терпения, здесь не нужно. Я почти полностью обшиваю Кирилла — за всю жизнь я не купила ему в магазине ни одной рубашки, а в прошлом году я сама сшила ему даже зимнее пальто! На ватине и с настоящим котиковым воротником! Если бы у меня было больше времени, то я шила бы ему сама и костюмы. Просто не представляю себе, откуда бы я взяла денег, если бы мне приходилось одевать его полностью в магазинах. Но все же, почему бы вашей племяннице, молодой здоровой девушке, не помочь вам сейчас и не пойти куда-нибудь работать?