Сдохни, но живи…

— Я готовлю себе сосиски на обед, — сказал Марк, когда я снова позвонил, чтобы узнать номер квартиры, который он забыл дать — Поднимайся.

— Есть не буду, но чай или кофе выпью после долгой дороги с удовольствием.

— Отлично, — явно облегчился он — Тогда сходи в кафе, там перекуси и попей, а я через минут сорок выйду.

Чтобы оставить машину в Париже вдоль тротуара, просто в автомат за парковку деньги не бросить. Надо где-то купить карточку и еще понять как она работает.

Короче, пока мотор остывал, я снова грелся под щедрым июльским солнцем, но уже не в своем авто на трассе из Германии, а рядом с ним, отдыхающим, почти час. Надо — так надо. Это — по-русски.

Марк пришел пунктуально. Он был деловой и моложавый для своих лет, а в руках у него торчал почему-то русско-французский словарь. Для солидности. Вскоре я узнал, что он живет в этом городе уже 34 года, приехал с семьей из… Средней Азии и их здесь не ждали. Жена с ребенком вскоре ушла и за все это время он, вообще, работал едва ли шесть лет.

— Ничего страшного, — сказал я — Это жизнь, а не кино. Но подумал, правда — А причем здесь Марокко?

— А ты откуда сейчас? — спросил Марк не из любопытства, а из приличия.

— Записывал интервью в Праге, потом — в Париж…

— Паршивый город Прага и люди там дерьмо, — вдруг отрезал он, стервенея — Двадцать лет назад был там и все вокруг пытались обмануть. Гнилой народ.

Я промолчал и подумал, что гнилыми бывают только зубы и власть. Потому их и надо постоянно чистить.

Но зубы для человека важнее, поскольку они ближе.

Дедушка, руководитель организации еврейских партизан — борцов французского Сопротивления, ждал меня в своей громадной квартире из пяти комнат аккуратно одетый в костюм и серую рубашку с отливом. Без пылинки — хоть в гроб ложись.

Ему уже стукнуло сто лет от роду. И я, помню, удивился, когда еще говорил с ним по телефону, договариваясь, услышав, будто он живет совсем один и почти всегда дома. У него тоже не было мобильника. Жена, с которой он воевал вместе в Сопротивлении, умерла почти тридцать лет назад. Сын, моряк, уже на пенсии и при своем бизнесе в Китае. Кому еще звонить в сто лет?

Я, укрывшись за камерой, задал первый общий вопрос, для разминки и не понял, когда Марк, закинув ногу на ногу и отставив руку, как на сцене, вдруг прервал его и начал переводить первые пять предложений. Такой перевод смонтировать в интервью потом невозможно, да еще без второго микрофона.

— Дай ему выговориться, как течет, — попросил я — И потом просто скажи коротко суть, о чем он говорил.

— Но это не перевод, — обиделся Марк и тут я понял, что он приехал не послушать, познакомится с необычным по судьбе человеком и при этом помочь, как я думал, а просто заработать.

Так бы и сказал сразу.

— Во Франции было много коллаборационистов? — продолжил я сначала общие темы — Здесь выдавали евреев или старались спрятать, по возможности?

Марк, словно играя и играючи, тридцать секунд, если не больше, что-то объяснял старику-партизану.

— Подожди, — не выдержал я наконец — Ты можешь просто повторить эти два предложения?

— Не могу, — ответил он — Ты задаешь слишком глупые вопросы. В России не знают, как разговаривать и что понимают люди на Западе.

Я снова промолчал, потому что мне надо было работать. Да и спорить не хотелось — не с кем. И тогда я просто перешел на английский. Только с вопросами. Мне так было проще.

Кассета в камере закончилась быстро. Дедушка отвечал каждый раз на удивление подробно, эмоционально и в конце подарил свою книгу о Сопротивлении. И дал еще три адреса товарищей по оружию: в Париже, Ницце и Брюсселе.

С парижским его другом по подполью, известным врачом мы договорились здесь же, по телефону. А остальным я пока звонить не стал: Ницца и Брюссель — противоположные стороны.

Странно, но уже не в первый раз, прощаясь, я заметил, что от бывших партизан, вроде, очень пожилых, в любой стране, ты словно заряжаешься на жизнь.

Когда я привез Марка обратно к его дому, он почти пулей выскочил из машины, сославшись на срочные дела.

Заработок сорвался, обсуждать ему нечего, не его мир. И он очень боялся, что я попрошусь к нему остаться на ночь, чудак. Мне почему-то было неудобно, что я невольно поставил человека в неловкое положение.

К невидимой границе Франции и Бельгии я подъехал уже под вечер, сошел с трассы и поплелся через сплошные городки и деревни, все более отчаянно пытаясь увидеть недорогой отель или пансион. В трехзвездочном мне уже сказали, что ночь здесь стоит почти сто евро.

А хотелось жить попроще. Особенно, если платишь за всё из личного кармана.

Шел десятый час вечера и морально я решился на любой исход, только бы найти место, как вдруг у дороги мелькнул указатель с магическими буквами «B and B», «Bed and Breаkfast». Сеть недорогих и вполне комфортабельных отелей.

Дорога загнала меня на окраину какого-то города и я встал у… закрытых ворот, за которыми возвышался отель. Уже резко темнело.

Позади тормознул «Ситроен-каблучок», на которых обычно ездят технические службы. Какой-то парень прошел через калитку вперед, набрал код и ворота открылись.