Сдохни, но живи…

Кроме того, я быстро увидел, что мой привычный легкий бардак на столе в кабинете, ключ от которого был только у меня, нарушался. А работник факультета, русскоговорящая американка, с прозрачными голубыми глазами первый месяц едва ли не выскакивала каждый раз за мной из своего офиса, расположенного через несколько комнат и спешила встать за спиной, когда я шел делать нужные для работы копии. Общаясь со студентами, не у себя, я не раз невольно ловил за спиной ее, откровенно повернутое ухо в нашу сторону. А однажды днем, когда я был в кабинете, поскольку какое-то событие отменилось, закрывшись, чтобы не хлопала дверь от летнего сквозняка, кто-то постучал. Я не ответил. По распорядку студенты могли приходить ко мне в определенное, но не в это время. Вдруг закорячил ключ, дверь открылась и в комнату вошла та самая коллега. Как и зачем? Она растерялась, увидев меня у стола, извинилась и ушла.

После этого я все свои бумаги или записи, тех же стихов, аккуратно оставлял на столе. Пусть читает.

Трудно было только с русскими сотрудниками, которые поначалу откровенно игнорировали, не прощая, как мне пояснили гораздо более доброжелательные и открытые коллеги американцы, что ты недавно приехал, без «крыши», а уже получил приличную работу. Такое легко не прощают.

Я чувствовал эту неожиданную «вату» вокруг, поскольку уже знал ее по своей юности и университету. Когда шли собрания по отчислению и многие старались не смотреть в глаза, замолкали, если я подходил. Или, наоборот, отходили в сторону, как от прокаженного, подальше.

Здесь, правда, было гораздо легче, потому что русских коллег было немного, а студенты тянулись к тебе, любопытные. И постоянно что-то спрашивали, заходили поговорить и приглашали в свои кампании «на пиво».

Я открывал для себя новую Америку, другого уровня и характера взаимоотношений. Уже не выживания, с жестокостью примитивного капитализма. А иную. Американцы были более открытые и, как ни странно, понятные. Не все, конечно. Но по сравнению с бывшими земляками.

Два профессора — слависта, с которыми я быстро сдружился как-то пригласили в бар и, поговорив, впервые тогда, дали совершенно неожиданные для меня практические советы. Все-таки это Америка, а у меня о ней были в России свои представления. Слишком розовые и потому недалекие.

— Не говори сам коллегам, что ты недавно приехал в страну, — сказал тогда Леонард. — Это серьезный минус. Для одних раздражение. Мол, повезло новичку. Для других сигнал. Хочет хорошее место, пусть сначала свое хлебнет.

— Не открывайся, — советовал уже Фредерик. — Улыбаться — да. Но откровенность может тебе дорого стоить.

— Не говори, что был активистом какого-то движения или был связан с советскими диссидентами, — продолжал Леонард. И видя мое удивление, объяснял: — Лояльность в к власти и миропорядку — одна из основ системы. Если ты выступал против силы и правил, значит ты можешь быть неконтролируемым. Это не принято.

— А как же Сахаров, Орлов или Щаранский? — я совсем запутывался в понятиях.

— Сахаров, ученый с мировым именем еще до начала своей деятельности. Академик. Других, немногих, поднимают и поддерживают. Пресса, встречи с лидерами, почетные гости. И у них не будет проблем. «Деньги идут к деньгам». Правильно?

— Да, — соглашался я.

— Так и в карьере. Большинство остальных, даже если сидели в лагерях за свои взгляды, не могут на что-то претендовать. Их поддерживали и помогали. Но пока они были в России. Для нас, для многих — это не мужество, как вы, русские, считаете. А скорее, глупость.

Боролся с тоталитаризмом? Твое право. Пострадал? Знал, на что идешь. Тоже твое право. Приехал? Волен выбирать работу и занимайся теперь своим делом. Или на пособии, борись дальше, если нечем заняться. Есть варианты. Но на обычной работе тебя будут просто опасаться. Так что лучше никому не говори, что ты там был в подпольном движении. Если был. Не поймут, напугаешь и оттолкнешь. А земляки, обыватели, как у вас говорят, те же русские, решат, что хочешь поставить себя выше. Опять не как все. Ну и садись на велфер, на пособие, бери фудстемпы, талоны на продукты для бедных. И делай, что хочешь. Мой посуду или таксуй, для начала. Прочухаешься, займешься собой. То есть работой на свою жизнь. Make for living.