Сдохни, но живи…

— Может, — подумал, — Хотят поблагодарить, что отвлек на себя и занял странного гостя кампуса. То ли тронутого, то ли провокатора, пока начальство решало, как тактично от него избавиться? Это было одним из моих уязвимых мест, о котором я, шутя, говорил, как об издержках советского воспитания. Любой незнакомый человек априори, заведомо, даже чиновник, вызывал тогда только положительное отношение. Открытое и готовое к восприятию. Так, противоестественно, воспитали родители, книги и школьная мальчишеская дружба. Не по-человечески. За что мне пришлось постоянно расплачиваться всю жизнь.

— Узнаешь сам, зачем, — загадочно и многообещающе так же, светясь, сообщил тогда Виталик и буквально потащил за руку, как на праздник.

Так, улыбаясь оба, мы пришли в кабинет шефа факультета.

Но Дэвид, декан, впервые был неожиданно строг и резок. Он отчитал меня, напугав, за походы в библиотеку. — Ты должен быть на месте, в своем кабинете, даже в свободные часы. До вечера. Все равно это рабочее время. Чтоб больше не повторялось.

— Еще не хватало, — подумал я тогда — Получить в личной файл запись о нарушениях трудовой дисциплины. Ни на одну приличную работу не возьмут. И знать не будешь, почему. Настучал кто-то. Хотя понятно кто. Но я не стал додумывать. Больше всего меня удивила и разозлила та откровенная радость, с которой Виталик тащил меня на нагоняй.

— Да, парень, — сказал я себе — Это конечно не Россия. Но, тем более, следует выбирать с кем и что говорить.

Похоже, в этом мире, нигде век воли не видать…

Кирдык

Что только не приходит женщине в голову глубокой, как глотка, ночью.

— Знаешь, — проснулась вдруг жена — Хочу тебя спросить…

Я сразу расхотел спать, испуганный. И даже более того.

— Можно, — продолжила она, — я буду называть тебя «Дарлинг?» Даже нет, «Да-а-арлниг».

— А почему не Иван Петрович? — меня сразу же отпустило, поднимая.

— Хочешь Иван Петрович?

— Идеально бы короче. Чего тянуть? Нечего.

Я на секунду задумался. И гордо сказал:

— Зови меня просто «Кирдык». Как штыковую атаку на врага.

Она глянула на меня, несмотря ни на что.

— Кирдык тебе, Да-а-арлинг.

И, надо же, как в воду смотрела…

Блютуз

Она выгуливала на аллейке у дома комнатную собаку. Лучшего друга и советчика, умеющего слушать, ничего не говорить, преданно смотреть в глаза и благодарно есть, что дают. Мужчины так не умеют. Потому женщины и заводят себе собак. Хоть одна живая душа в доме. И потом, два раза в день здоровые прогулки на свежем воздухе. Руки свободны, мобильник на бедре, блютуз за ухом. Разговор с подругой о ее проблеме. То есть о муже. О чем еще могут говорить женщины на выгуле?

Навстречу, мимо нее, по своей прямой из подъезда выполз немолодой мужчина, слегка потертый, довольный и одинокий. Мужчины с утра всегда одиноки. Но этим и довольны.

Они видели друг друга раньше, соседи все-таки, но большего не знали. Видели, но не виделись. Даже не принюхивались. Виртуальные знакомые в этом мире стали гораздо интересней — от них легко уходить. К тому же у нее все-таки был свой муж и собака, а у него «бывшая». И им, каждому, этого было достаточно.

Он выгуливал сам себя, а она всё говорила и говорила. Уже остановившись и поворачиваясь, делала несколько шагов, но недалеко от себя: вправо-влево, вперед, назад. Наклоняясь и помогая себе жестами, то убежденно сгибая, то протягивая просящие руки.

Временами она поглядывала на собачку, помечающую свою территорию вне дома. Инстинктивно, но бессмысленно. Как у всех. Но без последствий. Разговор не прекращался — подруге нужна была помощь в борьбе с ее мужем, где бои шли по всем фронтам. А ей, наконец знАчимой, повод выговориться и почувствовать себя кому-то нужной. Временами, увлекшись, она поправляла короткий, как большой палец микрофон блютуза, идущий из-под шапочки к виску. Со стороны — прядь волос, если не сильно вглядываться. Никто и не вглядывался. Для охоты и охотников тоже есть свои проходящие, как люди, временные сезоны.

Между тем, мужчина, уже почти обойдя ее, с удивлением поднял голову и прислушался. Стоит себе на аллейке женщина и что-то говорит сама с собой. И всё о кобелях, бегающих на работу и по хатам. Его «бывшая» тоже когда-то завела аж трех собак, но он не вмешивался и только иногда, пропустив стакан водки, отчаянно говорил друзьям в сауне или на рыбалке — Живу среди сук…

Но как-то выжил.

Он даже притормозил, споткнувшись о ее фразу «эти мужики совсем одурели». Оглянулся осторожно и быстро. Чего это она там, ходит и орет, сама по себе. Еще неизвестно, кто одурел.