Сдвинутые берега

- Я - диспетчер, а не заведующий отделом свиданий.

- Вы - грубиян, а не диспетчер. Вас просит девушка, а вы...

Если бы хоть на одно утро вместо диспетчера посадить бога, то к обеду произошла бы мировая катастрофа. Бог-то един только в трёх лицах, а диспетчер в дюжине. Бог рассердился бы за своё бессилие и наделал бы глупостей, может даже совсем разрушил бы планету.

А мы ничего не разрушаем, мы улыбаемся. Нас лишают премиальных, нам дают выговоры, учиняют «разносы», а мы не сердимся, как рассердился бы бог, потому что мы не только сильнее бога, а частенько бываем сильнее самого начальника строительства согласно принципу: в роте самый большой начальник - старшина.

Как только я вошёл в диспетчерскую, на меня накинулись сразу человек десять с разными требованиями и просьбами.

Я влюблённо им улыбался, и ни в чем не отказал - настроение не позволяло. Наобещал штук пятнадцать машин, хотя было у меня всего семь, уверил, что немедленно лично сам доставлю железобетонную плиту, хотя на заводе её только начинали изготавливать, кому-то посулил привезти несуществующий на складе металл...

Словом, в течение четверти часа я вдохновенно врал. А когда в диспетчерской немного поутихло, сменный диспетчер подозрительно глядя на меня, спросил:

- Зачем ты все это сделал? Все они через час придут нас бить.

- Не знаю зачем, - блаженно улыбаясь, ответил я. - Если придут, посоветуй бить меня, а я к тому времени убегу. Ты мне скажи, как дело обстоит с кислородом?

- Плохо. Вчера не привозили и сегодня не обещают. Кислородный цех стал на ремонт, а из Сталинграда никак не могут через Волгу переправить.

Меня так и подмыло. Ага, злорадно подумал я, вот где погреюсь. И, затаив жажду нападения, заговорил по телефону с начальником снабжения ремонтно-механического завода, откуда мы получаем кислород.

- Лазарь Абрамович? Приветствия и поздравления! Гуляев, из арматурного. Как там, милый, с кислородом?

- Здравствуйте, плохо. Нету.

- Нам бы хоть с десяточек баллонов. Блоки срываем...

- Вы меня за дурачка принимаете или как? - вспылил Лазарь Абрамович. - Нет ни грамма. К обеду привезём.

Моё шестое диспетчерское чувство шепнуло: «Врёт, собачий сын. На складе у него есть припрятанный «для своих». А из Сталинграда и завтра к обеду не привезут».

Сел я в свой персональный четырехтонный грузовик - и на завод. Посидел на камешках с кладовщицей Катей, подержал её за ручку, и она сказала:

- Сорок баллонов Лазарь Абрамович кому-то втихую оставил.

Я к нему. Сидит, анекдоты рассказывает. Так, мол, и так, говорю ему, стройке посуды на две тысячи кубов бетона недодадим. Может, найдётся с десяточек?

А он и смотреть на меня не хочет, швырнул через плечо:

- Вы не в своём уме или как? Сказано, нету.

- Ага, - чуть не воскликнул я от восторга. - Чудесно!

И подался к директору завода.

За звуконепроницаемой, будто бронированной дверью, в глубине длинного кабинета, под пятипудовой бронзовой люстрой, над баррикадой стола покоилась курчавая, в больших круглых очках, голова директора.

Сдерживая в себе бесёнка, подстрекавшего меня на преждевременную губительную горячность, я объяснил директору все по порядку и обстоятельно.

Из-под стола появилась рука, взяла телефонную трубку, положила её на плечо под ухо. Голова стала нетерпеливо морщиться, ожидая ответа, а рука что-то неторопливо писала. Наконец в трубке раздался щелчок. Директор, не переставая писать, томно изложил трубке мою просьбу, а затем слушал и повторял: «Угу, ясно. Угу, ясно».

Трубка замолчала. Рука положила её на место. Голова болезненно поморщилась и проговорила, не глядя на меня:

- Сами не работаете и другим не даёте. Занимаетесь волокитой. Вам же все объяснили.

- Так у вас же есть кислород на складе! Вас нагло обманывают!

Директор с тонкой усмешкой, какая бывает только у людей, сидящих за надёжной баррикадой, сказал:

- До свиданья, молодой человек. До свиданья, мой дорогой.

В эту минуту я понял, почему рабочие иногда хватаются за графин в кабинете начальника. Мне бы тоже схватить, но у меня было возвышенное настроение.

Я ехал в главное управление строительства в великолепном агрессивном состоянии.

Мне нравился гул мощного моего грузовика, молчаливый угрюмый шофёр, ряды жёлтых клёнов, дремавших в нежарких лучах осеннего солнца, и пыльные улицы нашего белокаменного (ещё не оштукатуренного) города.

Заместитель начальника строительства, эдакое дитя весом килограммов в сто пятьдесят, сидел развалившись в кресле, по обыкновению что-то жевал и по обыкновению добродушнейше улыбался. Слушал он мою интермедию о кислородном голоде в арматурном управлении с таким удовольствием, будто слушал Тарапуньку и Штепселя, а выслушав, пригласил к столу, как дорогого гостя.

- Садись, сынок. Может, конфетку хочешь? Пожалуйста. Резать, говоришь, нечем? Блоки, говоришь? Раз-бе-рем-ся. Пододвигаем телефончик, снимаем трубочку, слушаем гудочек, набираем номерочек... Аллю-у, Сидор Семёнович? Доброе здоровьице! Что? А ты по утрам водичкой обливайся и аппетит будет сносный, как у меня.