Читаем Сдвинутые берега полностью

В таком духе разговор длился минут пять. Во мне тем временем росло желание вскочить и надерзить этому добрейшему человеку, но, слава богу, он заговорил о кислороде.

Я взял со стола конфетку «Золотой ключик», развернул её, положил в рот и успокоился.

Однако напрасно успокоился, разговор окончился плохо.

- Тебе же сказали, сынок, кислород будет к вечеру.

Я почувствовал приближение финиша и, закусив удила, ринулся в атаку.

- Умрите вы сегодня, а я завтра. Мне кислород нужен сейчас, немедленно. На складе есть сорок баллонов. Вам втирают очки, а вы улыбаетесь.

Круглое красное лицо зама показалось мне в этот момент пирогом с клюквенным вареньем. Пирог был великолепен в своём гневе.

- Вы хотите сказать - директор завода обманщик?

- Я хочу сказать - он ваш достойный помощник по части аппетита. Будьте здоровы! Обливайтесь водичкой.

Я не видел, но почувствовал спиной, как поднялся из-за стола зам, готовый подмять меня под себя, но было поздно: я уже захлопнул за собой дверь.

Я не сердился на заместителя начальника, потому что у меня было возвышенное настроение. Я восторгался картиной превращения ангела в демона, которую сам же создал в кабинете.

К начальнику строительства я влетел так стремительно, что дежурный даже не понял, как это получилось, а начальник сначала посмотрел на меня, как на привидение. Но зато, когда он понял, что перед ним простой смертный и явился он недозволенным методом, мне стало совсем худо. Моё возвышенное настроение стало уходить в пятки, а оттуда ничего взамен не поднималось, и я превратился в человека без настроения. Сердце моё бешено колотилось, но гоняло по жилам не кровь, а воздух. И ещё мне показалось, что моё тело стало прозрачным. Начальник видел мои почки, селезёнку, желудок, наполненный чаем. От этого я совсем упал духом и не знал, куда спрятаться.

- Слушаю вас, - сказал наконец начальник.

Начальнику «Сталинградгидростроя», возглавляющему сорокатысячный коллектив, бесконечно занятому большими и важными делами, надо действительно иметь возвышенное настроение. К счастью, оно внезапно вернулось ко мне, и я произнёс речь.

Закончил я говорить и почувствовал, что моё сердце уже гоняло по жилам горячую кровь.

- Все это правильно, но вы тоже не лучше их. Дотянули до последнего и теперь мечетесь? Виновных ищете? Почему заранее не побеспокоились?

- У вас есть десяток правых и левых рук. Может быть, вам не хватает одиннадцатой, которая работала бы за этот десяток?

- А вы не из вежливых.

- К счастью, в такие часы не обладаю качествами ваших помощников.

- Уходите!

И к чёртовой матери, кучей мусора с обрыва полетела моя конструкция. Но, странное дело, меня это не огорчило. Я почти бежал по коридору и обдумывал новый коварный приём, с помощью которого смог бы всё-таки через два часа привезти Дмитрию кислород.

- Геннадий Александрович! - раздалось позади.

Я оглянулся. Это был начальник нашего управления. Он догнал меня, взял за плечи и повёл обратно.

- Молодец, молодец, - шептал он, а потом остановился и посмотрел на меня так, будто увидел первый раз.

- Послушай, - сказал начальник, - и сколько тебе ходить в диспетчерах? Пора подаваться на серьёзную инженерскую работу. Подумай об этом...

Когда мы вошли в кабинет начальника строительства, я с ужасом увидел, что там было полно людей, которых я раньше не заметил.

Начальник строительства скупо улыбнулся и сказал:

- Сейчас поедете с главным диспетчером и заберёте со склада весь кислород... Молодец! Извините меня. Но вежливость и в таких случаях совершенно необходима... Будьте здоровы, обливайтесь водичкой.

Все засмеялись. Я увидел заместителя начальника, сидевшего уже тут, и расхохотался.

Через час машина повезла к нам кислород. И тут моё возвышенное настроение достигло высшей точки, я почувствовал его дьявольскую тяжесть. По-моему, мешок соли и возвышенное настроение весят одинаково.

На берегу Волги под канатной дорогой была насыпана куча красного песка высотой с пятиэтажный дом. Вот туда я и пошёл, чтобы сменить свою возвышенную тяжесть на лёгкий лирический покой.

Снял пиджак, шляпу и сел на крутом склоне кучи песку. Крошечными корабликами плыли по воде жёлтые ивовые листья. Тихие волжские волны казались им, наверно, океанскими штормовыми волнами, да и сама Волга была для них океаном. Многие из этих листьев найдут свою пристань на волжских берегах, а счастливчики увидят настоящую морскую волну, настоящие штормы.

По тёмной воде, наискосок через всю реку лежала переливчатая солнечная дорога к Сталинграду. Я закрыл глаза.

Дрёма спустилась ко мне и принесла с собой сладкие, неуловимые небылицы. Мне всегда хочется запомнить хотя бы одну из них, и никогда сделать этого не удаётся. Я закрываю глаза и изо всех сил стараюсь запомнить все, что вижу. Когда кажется, что запомнил на всю жизнь, открываю глаза и… пусто. Ничего не понимаю, только бьётся взволнованное сердце. Я сержусь на себя, снова закрываю глаза, и все повторяется снова.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жизнь – сапожок непарный. Книга вторая. На фоне звёзд и страха
Жизнь – сапожок непарный. Книга вторая. На фоне звёзд и страха

Вторая часть воспоминаний Тамары Петкевич «Жизнь – сапожок непарный» вышла под заголовком «На фоне звёзд и страха» и стала продолжением первой книги. Повествование охватывает годы после освобождения из лагеря. Всё, что осталось недоговорено: недописанные судьбы, незаконченные портреты, оборванные нити человеческих отношений, – получило своё завершение. Желанная свобода, которая грезилась в лагерном бараке, вернула право на нормальное существование и стала началом новой жизни, но не избавила ни от страшных призраков прошлого, ни от боли из-за невозможности вернуть то, что навсегда было отнято неволей. Книга увидела свет в 2008 году, спустя пятнадцать лет после публикации первой части, и выдержала ряд переизданий, была переведена на немецкий язык. По мотивам книги в Санкт-Петербурге был поставлен спектакль, Тамара Петкевич стала лауреатом нескольких литературных премий: «Крутая лестница», «Петрополь», премии Гоголя. Прочитав книгу, Татьяна Гердт сказала: «Я человек очень счастливый, мне Господь посылал всё время замечательных людей. Но потрясений человеческих у меня было в жизни два: Твардовский и Тамара Петкевич. Это не лагерная литература. Это литература русская. Это то, что даёт силы жить».В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Тамара Владиславовна Петкевич

Классическая проза ХX века