Се ля Ви!

Куратор отпер дверцу, ухмыляясь во весь свой проклятый рот и жестом предложил мне войти. И я вошла, убедившись, что он не захлопнет дверцу. Приколы в Геральтсхофене приучили меня быть готовой к худшему.

Я думала, запах был жуткий рядом с вольером. Я ошибалась. По-настоящему жутким, он был внутри. Мальчишка расхохотался и старший, не выдержав, съездил ему по уху.

– Пшел вон, болван! Послушайте, извините! Мы в самом деле ищем людей, готовых помочь с животными, но мы переезжаем. И большинство собак уже обустраивают на новом месте… Вам просто не повезло с этим молодым дураком, но мы не все тут такие. Правда! Я дам вам наш новый адрес и…

– А этот пес не переезжает?

– А этот пес просто не жилец. Я пригласил ветеринара… ну, чтобы….

Я наклонилась, пытаясь рассмотреть собаку, но в темноте почти ничего не было видно. Потом, кто-то глубоко вздохнул, раздался стон, скрип когтей по деревянному настилу и тяжело ступая, на свет шагнул… большой датский дог.

Я вскрикнула, зажав ладонями рот.

Нет, я не стала врать себе, что это – тот самый пес. Пес в моем сне был большим и гладким, как Ланселот на фото в альбомах. Этот же выглядел как собачья смерть. Облезлый, худой и настолько жалкий, что я едва не расплакалась: каким нужно быть уродом, чтоб довести до такого состояния несчастного пса?

Он был как минимум метр в холке, если не больше. Его голова доставала лбом мне до ребер, хотя мой собственный рост – метр семьдесят пять. Но весу в нем осталось лишь на костях. Глаза с обвисшими веками, покрытыми гнойной коркой. Сухой, воспаленный нос. Пес осторожно потряс головой и взвизгнув, как-то странно наклонив голову, пошел назад на матрас. Я слышала, как он лег. Тяжело, как лошадь. Встряхнул головой и снова чуть слышно взвизгнул.

– Что с ним? – спросила я. – С ушами.

– Отит. Прежний хозяин уверяет, что он сбежал, но лично я считаю, все было проще. Он просто оглох и перестал подчиняться командам. Если он вообще их знал. И его просто вывезли в лес, привязали к дереву и уехали. Но какой-то бегун услышал, как пес скулит и позвонил в полицию.

Я молча опустилась на корточки, вонь была жуткой, собака худой и настолько запущенной, что парой месяцев раньше, я бы первая сказала, – его лучше усыпить. Я не была гуманисткой, меня воспитывали заводчики. Но эта собака была большой и черной, как в моем сне. И его уши были не такими, как у Ланселота.

Пес вдруг поднял брови и посмотрел мне в глаза.

Кто видел мимику догов, тот знает, как может выглядеть морда такой собаки, когда она поднимает брови, с надеждой глядя на человека. Потом пес тяжело напряг плечи и снова поднялся, опираясь на вытянутые лапы. Поднялся и подошел ко мне, едва заметно вильнув хвостом.

– Его можно вылечить? – быстро спросила я. – Чисто физиологически, такое еще возможно?

– Ну, если вы миллионерша, – грустно пошутил куратор.

– Я миллиардерша, – сказала я.

Я думал, собака будет живой!

– Господи! – Маркус отскочил, зажимая ладонью нос.

Я захватила с собой одежду, но этот запах пропитал мои волосы, мою кожу. Даже переодевшись, я пахла Герцогом.

– Где Лизель? – возбужденно спросила я.

– Наверху. Когда ты сказала, что станешь ходить в приют, я думал, собаки будут живыми! – воскликнул дядя. – Эй! Что ты делаешь? – у него чуть не выпали глаза, когда я сбросила с себя свитер, ботинки, джинсы, сгребла все в кучу и побежала вниз, к стиральным машинам.

– Верена!

– Что?.. У нас же нет гостей, да?..

– Хорошо, что ты спрашиваешь. Когда уже голая.

– А, ну тебя… Сколько раз объяснять? Это – нижнее белье. Пока я в нем, я не голая.

– Я человек из другой эпохи!

– Как ты собираешься с натуры писать?

– С твоей натуры, не собираюсь!..

– А вот и зря. Другая натурщица соблазнит тебя и заставит на ней жениться. И когда эта ловкая стерва обвешает тебя собственными детьми, которых ты не сможешь отослать к Ральфу, ты пожалеешь, что не писал с меня.

Маркус отступил, ворча и смеясь. Мы никогда еще не были так близки, как сейчас, когда он нашел для себя занятие по душе. Никогда еще Маркус не был таким живым.

– Знаешь, ты очень красивый, когда смеешься. Если бы ты еще сжег свои скучные синие костюмы…

Подставной папочка вспыхнул от удовольствия и покраснел.

– Лизель! – закричала я в потолок и побежала наверх по лестнице. – Лизель! Ты не поверишь, что сегодня произошло!

Я ворвалась в ее комнату и застыла. Лизель сидела среди альбомов в черных очках и делала вид, что не плакала. В комнате пахло ладаном, догорали свечи.

– Дай угадаю! Выкапывала трупы богатых, чтобы отдать их могилы бедным?

– Я нашла дога. Черного дога из моего сна! Все получилось так абсолютно дико, что я просто лопну, если начну сначала. Но это неважно! Это – большой черный дог. Они хотят усыпить его, потому что он глухой и огромный. С такой собакой мало кто справится, а лечить его у них денег нет.

Лизель сорвала очки и уставилась на меня.