Се ля Ви!

Они привычно расхохотались, глядя друг другу в глаза, как делают люди, чьи шутки понятны лишь им двоим.

– Скажи, пожалуйста, чтоб мне заварили чаю, – сказала Лизель.

И села, явно собираясь продолжить.

– Ребята сейчас пытаются выиграть грант, – сказала она, окинув взглядом маленький столик, уставленный красками. – Поскольку Филипп так и не обзавелся прислугой, ему нужна помощь. Раньше быт устраивала Марита. Но она сильно простудилась на похоронах, поэтому делегировала «Алексе».

Я не сразу поняла о ком речь, но быстро вспомнила, что так Элизабет окрестила Селесту. По большей части из-за манеры Мариты обращаться к ней по имени, очень четкими рублеными фразами, на которые Селеста отвечала певучим, хорошо поставленным голосом.

– Это та пигалица, что у нее работает?

Негромко звякнула чашка, которую Мария поставила на журнальный столик.

– Не знаю, как графиня решилась ее нанять?

– А что с ней не так?

– Она кружит вокруг твоего Филиппа! – без обиняков отозвалась докладчица и села на диванчик, рядом с Элизабет. – Вот попомни мое слово, ты доиграешься. Ты не всегда будешь молода, а таких мужчин на свете не так уж много!

Сморщив лоб, Маркус молча смешивал на палитре краски.

– Так мальчики помирились? – он всегда узнавал новости последним.

– Да. Но пока что не афишируют. Видимо, так лучше для дела.

– Не ожидал.

– Я думал, Филипп никогда не простит ему то, что ты наврала, будто собираешься свести их с Вереной.

– Чертов целибат! – сказала Лизель и это явно относилось не к Ральфу.

– Ты что, хранишь его, мама? – Маркус нарочито отвернулся к мольберту и упустил тот великолепный яростный взгляд, что она метнула.

– В отличие от тебя, родной, я родилась живой ниже пояса.

– Ты подложила что-нибудь под задницу, Ви? – внезапно спохватилась Мария. – Ты что, сидишь голой попой на камне?!

Я махнула рукой. Мария еще в прошлый раз клялась, что я «все там себе застужу по-женски», но я не стала развивать тему. Мария до сих пор переживала, что не смогла завести детей. Элизабет выразилась яснее.

– Ты угробишь придатки!

– Вообще-то, я окончательно решила не заводить детей.

– Детей! – Элизабет фыркнула и закатила глаза. Отыскав на диване маленькую подушечку, подошла ко мне. – А ну, подложи!

Я не пошевелилась.

– Мне интересно, как ты собираешься трахаться, с двумя раскаленными спицами внизу живота?

– Чего?

– Того! Придатки тут и тут, – она показала на себе пальцем. – Боли адские, если застудить. Отдают прямиком в центр и секс становится просто пыткой, а обострения происходят всю жизнь.

Я охнула, вытаращив глаза. И тут же подложила под зад подушечку. Маркус покачал головой. Он был выше этого. Мария добродушно хихикнула.

– Постой-ка, если они все держат в тайне, то где они работают? – спросила она. – Мальчики, разумеется, а не придатки к матке.

– Спасибо и тебе, – сказал Маркус.

– Дома.

– И их хозяйство теперь ведет эта девочка? – это относилось уже ко мне.

– Да. Естественно, ее не хватает ни на то, ни на то и Марита очень расстроена разрывом помолвки, – Лизель посмотрела на бар и склонила голову, словно говоря себе: раз я уже встала, глупо не подойти. – Хочешь шерри, Маркус?

– Нет, я работаю. Не рано ли пить коньяк?

– Мария?

– Нет, Лиззи, я не хочу. Еще нужно столько всего уладить по дому.

Лизель кивнула. Наклонив голову над бокалом, она с наслаждением втягивала в себя аромат. У бара был полумрак и в этом мраке, она казалась прекрасной и молодой. Как Мишель Пфайфер в «Звездной пыли».

– Вот, собственно, об этом и речь. О том, как много всего им требуется уладить по дому.

Грея бокал в ладонях, она подошла к камину и встала так, чтобы видеть сразу нас всех.

– Но больше всего ее волнует другое: Селеста явно бьет клинья к маленькому графу.

– Пусть бьет, – сквозь зубы сказала я.

Я не рвала помолвку, я вообще не знала, что мы помолвлены и, уж тем более, что расстались! Просто Филипп трижды мне не перезвонил, а когда перезвонил, я из принципа не ответила. Ни на звонки, ни на сообщения.

Теперь все выглядело не очень пристойно. Если он в самом деле занят борьбой за грант, то мог пропустить звонок, а потом на меня обидеться.

– Так ты с ним разорвала или нет? – уточнила Мария.

Она любила нас, как родных и очень переживала, что я до сих пор не замужем, хотя и знала: в Германии в пятнадцать, как у них дома, замуж не выдают.

– У Фила слабость к прислуге, – Маркус не сводил глаз с мольберта. – Совсем, как у Себастьяна.

Я не ответила. Ревность рвалась наружу, словно Чужой. Рвала когтями кишки и грудную клетку. Но я упрямо стиснула зубы. Чего они хотят от меня? Чтоб я нарядилась горничной и поехала вытирать пыль?

– Ты упускаешь шанс, дорогая. Более того, даешь его другой женщине, – негромко обронила Лизель, вращая бокал в ладонях.

– Я не рвала с ним! – рявкнула я и дернулась, едва не свалившись с камина подушкой вверх. – Я ни за что бы с Филом не порвала! Я как-то раз спросила, женится ли он на мне, он ляпнул: «Да ты с ума сошла!», но мы в тот же вечер… – я не договорила.