– Он будет в опере, – я стала чесать выпуклую, как бочка, собачью грудь.
Герцог вывалил язык и откинул голову. В таком виде он был и правда похож на кретина.
– Скажи мне: почему ты была так ужасно одета?!
– Я гуляла с собакой!
– И что с того? Ходила в экспедицию по заповедным болотам?
Лизель упорно не понимала, что нельзя играть с такой большой и сильной собакой на каблуках и в чем-то приличном. На обратном пути мы встретили зайчика, и я проехалась по мокрому снегу, как водный лыжник.
Спасибо, хоть на ногах.
– Себастьян как-то умудряется стильно выглядеть, когда он ездит верхом.
– Он ездит верхом, как ты и сказала, а не волочится вслед за своим конем на спине.
– Ладно, – сказала она и ткнула пальцем на мои волосы, скрученные в узел. – Я ненавижу говорить «в мое время», но в мое время, трусы носили поверх лобковых волос.
Я охнула и ухватилась за голову. Дурацкая привычка затягивать волосы при умывании собственными трусами…
Эрик оказался так же хорош, каким показался.
У него была модная стрижка из барбер-шопа, белые винировые покрытия, ухоженная кожа и подчеркнутая одеждой мускулатура. Даже Герцог, которые редко обращал внимание на кого-то, кроме отца, напрягся и подтянулся на передних ногах. Напряженно вытянул шею, рассматривая гостя, но… взгляд у него стал недобрый.
Как у Филиппа.
– Он не укусит? – опасливо спросил Эрик. – На улице он выглядел дружелюбнее.
– Вы не собачник, правда? – тут же завела беседу Лизель.
– Нет, – он нервно рассмеялся и покосился на ее сиськи. – Я больше люблю людей.
– Я к тому, что вы здорово помогли Верене, – уточнила она.
– На улице он в самом деле выглядел дружелюбней, – сказала я, но все-таки встала и пересела к Герцогу, чтобы успокоить его.
Мне очень не нравилось его поведение. Герцог никогда себя так раньше не вел. Ему нравился отец, нравился Маркус, нравились Николай, Хадиб, Ральф. Он был открыт общению с Филиппом и Себастьяном. И наши горничные бегали к нему на псарню фотографироваться, – настолько он был огромный, – всех Герцог привечал.
Отец говорил: собаки чуют больше, чем люди. Если кому-то не нравится их хозяин, собака это поймет.
Герцог явно чуял что-то не то.
Он перестал подрагивать рыком в сторону Эрика, посмотрел на меня и решительно мотнув головой, отодвинул меня за спину. Это было бы мило и трогательно, но за его спиной опять был камин. Вспомнив рассказы Маркуса о главенстве, я взяла Герцога за ошейник и решительно выдворила из гостиной.
Пока я этим занималась, в гостиной что-то произошло. Что-то, от чего температура понизилась.
Эрик показался мне неприступным и абсолютно чужим. Лизель, которой он тоже явно не нравился, что-то говорила о спорте.
– Горные лыжи! – ответил он без запинки. – Недавно я купил себе домик в Альпах.
– Чудесно, – сказала Лизель. – Наши мужчины, по большей части ездят верхом. Хотя, молодежь стала увлекаться яхтингом. Вы знаете, как это происходит: стоит одному из них купить яхту, яхты начинают покупать все.
Я тихонько присела на край тахты.
Эрик опасливо подобрался на своем месте, скосив на меня глаза.
– Я пилотирую вертолет, – сказал он с гордостью. – Чтобы была возможность сесть за штурвал и махнуть в Альпы.
– Как интересно, – сказала Элизабет. – И вы собираетесь парковать эту штуку здесь?
– Нет, нет, – испуганно сказал Эрик. – Я не собираюсь покупать личный!..
Я как раз размышляла, как умно и ловко Лизель раскрутила парня на откровения, когда Эрик спросил вдруг:
– Могу я поговорить с вашей внучкой наедине?
– Естественно, – Лизель поднялась. – Было приятно узнать вас, Эрик.
Он пожал ей руку.
Лизель ушла.
Каминные часы пробили ровно шесть тридцать. Я рассмеялась, уловив в этом знак. Эрик взял меня за руку. Он был уверен в себе и очень жалел меня.
– Послушай, – сказал он, – я, видимо, не так тебе объяснил. Мне, правда, хотелось побывать в Штрассенберге. Увидеть своими глазами один из этих домов, но… Я понимаю, что ты испытываешь. Я тоже когда-то был молод и влюблялся, очертя голову. Я, правда, не хотел подавать надежд.
Не найдя слов, я прокашлялась и нервно сжала пальцы между колен. Лизель говорила мне, что парней нельзя брать за яйца и класть на матрас. Надо дать им время опомниться и настроиться. Что это бред, будто у них все время стоит. Что современные женщины еще хуже средневековых доярок. Что, мол, доярки хотя бы ласково беседовали с коровами и мыли им вымя прежде, чем начать доить. А женщины сразу хватают парня за член и возмущаются, если тот от страха становится еще меньше.
Но я не брала этого дурака за член! Я даже не собиралась! Он напросился в гости, я не нашла повода ему отказать. И пригласила в дом, когда ушел Маркус.
Герцог яростно царапал лапой дверную ручку. Краем мозга, я поняла, что Маркус убьет его, или нас обоих, когда увидит. Но сил не было встать. Мимо пробежала горничная.
– Выпустите собаку, – пискнула я ей вслед. – Он двери испортит.
Девушка с размахом перекрестилась, словно я ей велела освободить дракона.
– Что… что происходит? – уточнил Эрик.
Тут Герцог сам сумел зацепить ручку и орудуя головой, как домкратом, отодвинуть дверь в сторону.