Се ля Ви!

– Как он всегда был объективен, – вставила Лизель, крутя свои кольца. – Ты не переживай. Если вдруг решишь покончить с собой, я похороню тебя на другом конце кладбища. Пускай побегает потом по жаре, с его больным сердцем…

Я расплакалась, ненавидя всех их. Отца, Филиппа, Лизель, которая заставила меня идти на поклон, вместо того чтобы сразу же разорвать с Филиппом. Расплакалась, презирая саму себя. За то, что слаба. За то, что они меня такой видят.

– Вытри сопли! – сухо велела Лизель и протянула мне носовой платок. – Даже у твоей матери, сгнои господь ее душу, хватило выдержки дождаться момента и отомстить. Ты все еще моя внучка! Я не желаю видеть тебя в соплях!

– Не говори так, – сказал отец.

– Заткнись, а?! – рявкнула я и с ненавистью подумала: господи, почему ты не прибрал и его?

И показалась такой напыщенной и ненужной вся моя истерическая возня во имя него с собакой, которая привиделась мне во сне. Жаль, что нельзя отвезти своего папашу в питомник. Или, вообще, в лес.

– Знаешь, Маркус, я должна перед тобой извиниться. Я думала, что со мной несправедлив и строг ты.

Маркус лишь закатил глаза и коротко поджал губы.

– Я понимаю все, что ты чувствуешь! – заговорил епископ чуть ли не умоляюще. – Но ты не соображаешь сейчас, что делаешь… Если ты пойдешь в суд, ты выставишь себя на посмешище. Ты все потеряешь, Виви!

– Я сказала тебе: заткнись! – ударив ладонями по столу, я обернулась к епископу. – Я и так посмешище! Потомок трех сразу самоубийц. Если ты думаешь, я тебе все это забуду или прощу, ты глубоко ошибаешься! Не забывай, что я там была! И помню, как все мы просили и умоляли не привозить Джессику, а ты все равно привез!

Лизель перестала крутить свои кольца.

– Хороший поворот, – одобрил Себастьян. – Пойдешь против своего отца?

– Моего отца? У меня отца не было, господин граф! Ты не позволил ему снять сан. Ты отправил его подальше, чтоб твой ублюдок на пару с матерью могли пожить за наш с Джесси счет, – прошипела я, ненавидя его чуть ли не больше, чем всех остальных вместе взятых.

Я-то всегда считала, что он меня выделял и просто поверить не могла, что граф не велит Филиппу на мне жениться.

– Это ведь ты убедил моего отца привести в наш дом своего бастарда, но, когда речь зашла обо мне, ты сразу прикрылся правилами.

Я рассмеялась и перевела дух.

– Помнится, в детстве кто-то рассказывал мне, что священники не могут иметь детей! А еще, они не могут иметь психиатров и жен своих друзей, не говоря уже о попытках заморить голодом их падчериц, – я глухо рассмеялась, зыркнув на Ральфа и снова повернулась к его отцу. – Если ты считаешь, будто бы я страдала, выгораживая этих двух мудаков из любви к тебе, ты ошибаешься! Я надеялась выйти замуж!

– Утихомирься, – вздохнула Лизель.

– Нет, я не утихомирюсь! Я говорила тебе, что так будет! Я говорила тебе, что Филипп не женится! Но ты все равно заставила меня ехать к ним и учить Селесту вести хозяйство. Потому что мы, мать его, семья! А теперь ты сидишь тут и молча слушаешь, как меня изгоняют из этой самой семьи!

Лизель вздохнула и посмотрела на кардинала.

– Что?! – обрушился тот на внуков. – Вы что же, зная, что ты не женишься, заставили девчонку работать на вас обоих, пока вы не получите грант?

– Часть фирмы принадлежит им… Я думал, будет сообразно, если она поможет, – промямлил Филипп, чуть слышно.

– Кто научил его думать? – уточнил Мартин, взглянув на графа. – Ты? Или, ты, может? – графиня сжалась под его взглядом.

– Я сделала ему замечание, когда их застала, но Филипп сразу сказал, что свадьба не за горами. Я и не думала… Я считала, помолвку разорвала Ви.

За столом повисло гробовое молчание. Кардинал прокашлялся и отпил воды.

– Ну вот что, Спиноза, ты на ней женишься. Плевать мне, можешь ты иметь детей, или нет, но ты на ней женишься!

– Нет, не женится, – резко вмешался граф. – Она его ненавидит, ты что, слепой?!

– А Марита, наверное, тебя любит! – вставил вдруг Маркус.

– Это не твое дело! – прошипел Себастьян.

– Нет, дружочек, мое. Верена тут считается моей дочерью! А я пока что спикер этой семьи.

Я истерически рассмеялась и Лизель сжала мое запястье. Буквально приковала рукой к столу.

– Фредерик, ты так и будешь молчать?

– Я вам сказал, что участвовать в этом цирке не буду, – проронил епископ.

– Что ж, в таком случае, – негромко проговорила Лизель, – ты сегодня же съедешь из моего дома, Фредерик. И я не желаю когда-либо видеть твое лицо, помимо суда, где мы с тобой встретимся, чтобы поделить деньги.

Он посмотрел на нее дикими глазами.

– Ты испоганил жизнь Джессике, и я с этим мирилась, но я не позволю тебе точно так же испортить жизнь Ви! Я из тебя кишки выну, намотаю тебе на шею и удавлю!

– Жизнь Джессики испортила ты, – рявкнул епископ, – когда убедила ее поселиться здесь и выйти замуж за Маркуса!