Себастьян Маас. Эдгар Юлиус Юнг и метафизические основы Консервативной революции

Смысл наступления новой эпохи ясен: Речь идет о решении между верующим и неверующим человеком, речь идет о том, должны ли секуляризироваться все вечные ценности или нет, приведет ли процесс секуляризации, осквернения, который начался несколько веков назад, к лишению божественного человеческого духа и вместе с тем к разрушению какой-либо культуры, или же вера в трансцендентность и вечный мировой порядок снова коренным образом определит чувства, мысли и действия людей. На этом историческом фоне совершается также политический процесс немецкой революции. У государственного деятеля, таким образом, есть задание отбросить гнилые формы и разложившиеся ценности, содействовать стремящимся к новой жизни вечным ценностям в их росте, положить эти ценности в основу государственно-творческого созидания.

Если либеральная революция 1789 года была революцией национализма против «religio», против соединения, то контрреволюция, которая совершается теперь в двадцатом веке, может быть только консервативной в том смысле, что она не рационализирует и не растворяет, а заново подчиняет всю жизнь естественным законами творения. Это, пожалуй, причина, по которой также руководитель культурного направления в НСДАП Альфред Розенберг говорил в Кёнигсберге о Консервативной революции.

Из этого в политической области происходят следующие ясные выводы: проходит время эмансипации самого низкого сословия против более высоких сословий. При этом речь идет не о том, чтобы подавлять какое-то сословие – это было бы реакционно, а о том, чтобы препятствовать тому, чтобы одно какое-либо сословие восстало, овладело государством и потребовало для себя права тотальности. Тогда пропадет любой естественный и божественный порядок, и революция будет угрожать постоянно. Государство – это скорее правящая середина народного целого, в котором биологически выделяется каждое сословие, и каждый отдельный человек в результате естественного отбора занимает свое место. Но истинная власть охватывает народное целое и оттесняет любые особые претензии какого-то сословия или класса. Поэтому целью немецкой революции, если она хочет быть действительной и образцовой для Европы, должно быть обоснование естественного социального порядка, которое положит конец беспрерывной борьбе за власть. Настоящая власть не может проводиться одним каким-либо сословием или классом.

Но принцип народного суверенитета, однако, все еще превращался в это классовое господство. Поэтому об антидемократической революции можно думать до конца только тогда, если она порвет с принципом народного суверенитета и снова вернется к принципу естественной и божественной власти. С этим отнюдь не следует путать лишение народа его прав.

Из демократии может выйти анонимная тирания, в то время как уничтожение народной свободы никогда не может получиться из настоящего ответственного правления.

Я знаю, насколько вождь желает того, чтобы в народе оставалось живым чувство настоящей, ответственной, справедливой власти. Поэтому я думаю, что со временем немецкое государство увенчается государственной вершиной, которое раз и навсегда уйдет от политической борьбы, демагогии и борьбы экономических и сословных интересов.