Себя преодолеть

Старик со вздохом посмотрел на часы.

— Ведем счет времени, дабы знать, сколько осталось жить.

Он встал. Церемонно простился. Взял трость — легковесную полированную палочку. Грустно улыбнулся.

— Послушаю каштаны. Нынче месяц спелых каштанов. Отдыхаешь на скамейке в сумерке вечернем, а плоды срываются. Стук, стук! Здесь. Там. Тоже музыка и свой ритм. И каждый каштан — время. А мое время — падать.

Сергей Андрианович неожиданно привлек мою голову и поцеловал в лоб. Надвинул шляпу. Резко повернулся и застучал тросточкой.

1964 г.

Папа Хемингуэй

В Гаване, на углу, где скрещиваются улицы Прадо и Рейно, расположился большой универсальный магазин Сиверса. В магазине я вместе с переводчиком разыскиваю человека по имени Роберто Эрерра.

— Роберто Эрерра? — переспрашивает администратор. — Это он. — И кивает в сторону книжного отдела.

Невысокий худой человек, острое вытянутое лицо, серый пиджак, — успеваю заметить я, прежде чем переводчик говорит:

— Товарищ Эрерра?

— Да.

— Этот товарищ из Москвы. Он приехал, чтобы встретиться с вами.

Эрерра изучает меня и молчит.

— Я мечтал встретиться с Хемингуэем. Я и много-много советских людей. Хемингуэя нет. Вы его секретарь. Мы хотим знать больше об этом человеке.

Эрерра кивает головой.

— Сегодня около десяти. Где?

Я называю гостиницу и номер комнаты.

Вечером сидим у меня: я, переводчик и Роберто Эрерра. Номер на двадцатом этаже, том самом этаже, который в былые времена целиком снимал для себя американский миллиардер Дюпон.

— Я родился в набожной католической семье в Испании, — рассказывает Эрерра. — Странно, но я не верил в бога. В детстве я горячо верил в местного врача. А потом всю жизнь в Эрнеста Хемингуэя.

Из окон виден океан. В лунном свете загораются валы. Исчезают, снова вспыхивают.

— Я был бойцом республики. Потом франкистская тюрьма. В 1940-м я бежал из тюрьмы и эмигрировал на Кубу. Через два года на Кубу перебрался и мой брат, хирург. В Испании он воевал в 12-й интернациональной бригаде. Там и познакомился с Эрнестом Хемингуэем.

Внизу в электрических огнях — Гавана. Я отхожу от окна и теперь вижу только черную ночь и краешек лунного океана.

— Брат познакомил меня с Папой. Это было в 1942-м. Вы не удивляетесь, что я называю Хемингуэя Папой? Нет. Значит, вы знаете. Папой писателя называл весь мир.

Глаза Эрерры становятся очень добрыми. Несколько мгновений он молчит. Потом пересиливает себя.

— С первых минут знакомства меня поразили его душа и ум. Они всегда отличали Папу от других людей.

Мы молчим. За окном шумит прибой. Под напором свежего ветра пузырится большая светлая штора.

— Первую книгу Папы я прочитал на французском языке. Затем в переводе на испанский — еще одну. Ужасный перевод. Пиратское издание. Книгу напечатали без ведома автора в Аргентине. Переводчиком романа был немец, не знавший толком испанского. Великого писателя перевел профан! Бывает и такое.

Эрерра склоняется к переводчику и смотрит ему в глаза. С болью говорит:

— Сколько грязи и лжи было написано о нем!..

Я достаю портрет Хемингуэя. Страничка из аристократического кубинского журнала «Гавана. Яхт-клуб».

Вчера после утомительной езды на машине мы ночевали на брошенной вилле латифундиста. Владелец плантаций сахарного тростника удрал в Америку.

Прекрасный двухэтажный дом с порядочной библиотекой. Запах книг, единственный и неповторимый! Я зарылся в журнальные кипы. Велико было разочарование, когда книгами оказались детективы, а журналами — аристократический «Гавана. Яхт-клуб» и еще животноводческий: сплошь снимки племенных бычков и коров.

Я отобрал несколько номеров и лег в постель. Листаю и вижу бесчисленные фотографии упитанных господ, шикарных женщин, победителей парусных гонок. Случайно наткнулся на фотографию Хемингуэя. Вырвал страницу. В тексте под фотографией рекламировали коктейль «Дайкери». Гарантией превосходных качеств напитка — стакан дайкери в руках великого писателя...

Вырванную страничку с портретом Паны я поставил на четвертое, свободное кресло. И спросил Эрерру, показывая на стол:

— Что из стоящего здесь предпочел бы выпить Папа?

— Водку, — говорит Эрерра. И ставит перед креслом Папы рюмку. Я наливаю водку. И все мы пьем в память о Человеке. После, взволнованные, молчим...

Нас сблизили воспоминания об испанской войне, — продолжает рассказ Эрерра. — Нет, это была еще не дружба. Она пришла позже...

В 1943 году Папа занимался поисками субмарин — немецких подводных лодок. Была такая служба. Немцы охотно захватывали в море рыбацкие суда. Отнимали у рыбаков хлеб, воду, свежие продукты и заодно выбивали из несчастных информацию. Важно было знать о таких субмаринах. Владельцы яхт и рыбаки могли помочь военному командованию.

Хемингуэй ненавидел фашизм. Он почти не вылезал из собственной яхты «Пиляр», разыскивая немцев. Вот в ту пору мы и сошлись с ним. А в 1946 году я стал его секретарем. Это не официальная должность. Я помогал Хемингуэю в переписке, в разборе корреспонденции и других делах.

Эрерра так убедительно рассказывает, что мне кажется все понятным и без перевода. Нет, он говорит спокойно, без игры и аффектации.