Себя преодолеть

Ну что мне вам рассказать о личной жизни Папы? — размышляет вслух Эрерра.

— Я не об интимных подробностях и не о скабрезном.

Эрерра оценивающе смотрит на меня и говорит:

— Эрнест Хемингуэй родился 21 июля 1899 года в Оук-Парке близ Чикаго. — Эрерра рассказывает, словно читает книгу. — Кроме Эрнеста, у Кларенса Хемингуэя — отца — были три дочки и сын.

Брат выпустил во Франции книгу о нем. — Эрерра печально кивнул головой. — Плохая книга. — Он едва заметно усмехнулся. — Братья редко виделись. С 1940 года всего два раза...

Папа был сильным мужчиной. У него было много женщин. Четыре раза женат. Тех женщин, которые стали его женами, Хемингуэй любил действительно. А те, другие, не задели сердца.

От первой жены родился старший сын Джон, или просто Бумби, как ласково звал его отец. Джон воевал с фашистами и попал в плен. Четырнадцать месяцев был в концлагере...

Вторая жена, Паолин, родила еще двух мальчиков. Патрик живет в Африке. Младший, Грегори, — в Америке.

С Мэри, своей последней женой, Хемингуэй познакомился в Лондоне во время второй мировой войны. Она служила в армии в женском вспомогательном корпусе. Сразу после войны они поженились...

Все жены американки. Мэри из штата Миннесота...

На часах половина пятого утра. Я провожаю Эрерру. Сонный лифтер хриплым голосом желает нам спокойной ночи. На улице прохладно. Океан успокоился. У каменного берега вздрагивает серебристая лунная дорожка. Чем дальше в океан, тем она шире. А у самого горизонта — весь океан серебряный.

Эрерра пытается завести свой красный «мерседес». Двигатель не запускается. Отказывает аккумулятор. Эрерра высовывается в окошко: «Муччо фрио!» («Очень холодно!»).

Потом я «возил» капризный «мерседес» вокруг площади. Это много — наверное, метров четыреста. Мотор чихал. Автомобиль ерзал и останавливался. Я, как загнанная лошадь, задыхался и обливался потом. Вконец измотал меня затяжной подъем. Я зло подтолкнул автомобиль и отошел прочь.

Рядом остановился рослый парень в военной форме. Понимающе присвистнул. Потом поднял руку и задержал такси. Что-то сказал шоферу. Тот подъехал, уперся блестящими клыками буфера в багажник «мерседеса» и потащил его вперед. Вскоре мимо пронеслась машина Эрерры и скрылась за поворотом...

В восемь я был на ногах. В музее Хемингуэя меня ждал Эрерра.

Не сразу удалось найти машину и переводчика, но к одиннадцати я уже подъезжал к вилле Финка Вихия — дому Хемингуэя.

Я разглядывал шумный рабочий район Сан-Франциско де Паула и думал, как примет меня сегодня Роберто Эрерра.

Вчера, когда мы расставались, усталый переводчик без обиняков сказал, что я чемпион мира «по тяжестям». А сперва я представился Эрерре как московский журналист, специально приехавший для встречи с ним.

После «разоблачения» Эрерра внимательно и в то же время недоверчиво посмотрел на меня и не нашелся, что сказать. Потом я «катал» его на автомобиле, запуская двигатель, и доказал на деле, что я не тот, за кого он принимал меня: не журналист, а действительно чемпион «по тяжестям».

«Как-то будет сегодня?» — волновался я. За окном машины проносились бедные домики рабочих, бары, мастерские. Мы останавливались, чтобы спросить дорогу, и каждый уверенно показывал ее, даже маленькие дети.

У ворот большого парка, в котором скрывался дом Хемингуэя, путь преградила вооруженная охрана. Пока кубинский товарищ объяснялся, нас разглядывали загорелые солдаты в зеленых беретах.

Роберто Эрерра ждал на каменной террасе.

— Не будем терять времени, — деловито говорит он и предлагает войти в дом для осмотра. Я с облегчением заметил, что ничего в обращении со мной со вчерашнего дня не изменилось.

Мы в большой светлой комнате, гостиной дома Хемингуэя. Вдоль стен развешаны картины на сюжеты коррид и чучела диких зверей. Охотничьи трофеи великого писателя. Его гордость.

Чучел много. Я лишь с удивлением кручу головой.

— Здесь в кресле Папа любил отдыхать после работы. — Эрерра показывает на обширное плюшевое кресло. Возле кресла столик с множеством бутылок.

— Папа вставал рано и кончал писать в одиннадцать-двенадцать. Шел в гостиную и садился в кресло выпить. Папа понимал толк в этом.

Эрерра берет в руки низкую пузатую бутылку.

— «Гордонс. Драй Джин. Англия». Этот джин Хемингуэй особенно любил, предпочитая всему остальному.

Эрерра проследил за моим взглядом и взял бутылку с надписью по-английски «Тройная водка».

— Местный самогон. Дрянь невероятная. Хемингуэй жаловался: «От паршивого суррогата умрешь!»

Я подхожу к встроенному в угол комнаты большому динамику.

— Папа любил музыку. Видите, сколько записей!

В глазах рябит от пестрых корешков картонных футляров. От пола до потолка стена занята ими.