Седая нить

Все ушли. Захлопнулась дверь.

Ворошилов – на деньги взглянул заработанные:

– Жить можно!

И – опять приложился к бутылке, сделав только один глоток.

Остальное – оставил на утро.

Заварил себе чаю покрепче. Подождал, пока настоится. Всласть напился. Вот это вещь! Не чета какому-то виски.

Взял бумагу, мелки цветные. Помаленьку стал рисовать.

Впереди были – вечер и ночь.
До утра – было времени много.
Все сомненья и страхи – прочь.
Мир – велик. Жизнь прекрасна, ей-богу!
Надоело уже – кочевать.
Надо – комнату где-нибудь снять.
Надо – снова работать. Надо.
Труд – спасенье. Выход из ада.

И – нашлась наконец-то комната. В коммуналке. И то хорошо. И на том спасибо судьбе. Да и сдавшим её хозяевам.

Было это – везением. Явным. Несомненным. Но и заслуженным. Вот и с комнатой – повезло, безусловно. Хвала везению!

Вообще, коль на то пошло, если вдуматься, было похоже, что пора испытаний всяческих и весьма тяжёлых периодов остаётся уже позади, там, в былом, – и теперь начинается в невесёлой его, сумбурной и действительно сложной жизни, наконец, полоса везения.

В принципе, это, как водится, следовало бы отметить.

Всё тогда отмечать полагалось.

И тем более – очевидное, вот, смотрите, судите сами, каково оно нынче, – наличие, для художника, для творца, для скитальца, в недавнем прошлом, а теперь – человека с комнатой, пусть и снятой, на время, пусть, но зато ведь в Москве, не где-нибудь, это важно всегда, – везения.

И Ворошилов надумал устроить в снятой им комнате и хорошенько отпраздновать желанное новоселье.

К делу он подошёл обстоятельно, со всей возможной серьёзностью, с той, врождённой, видать, добросовестностью, которая в нём проявлялась, не всегда, иногда, но всё-таки проявлялась – и отдавала всегда, обычно, имеющей негаданное продолжение, последствия, да такие, какие вообразить невозможно было заранее, и очень уж бурное, прямо-таки стремительное развитие, этакое сплошное, непрерывное ускорение, движение по нарастающей, – хозяйственностью, такой, как он её понимал.

Дело было действительно важным.

Закупал Ворошилов – провизию.

Закупал художник – питьё.

Он, имеющий опыт немалый, опыт жизненный, кочевой, многолетний, суровый, богемный, не поскупился на выпивку.

И если уж приобретал водку, то набирал и целую батарею «Жигулёвского», в основном, но отчасти и «Рижского» пива, и некоторое количество минеральной воды, «Боржоми», «Нарзан» и «Ессентуки», и даже, на всякий случай, пригодится, небось, лимонад.

Купил он портвейна, много, белого, красного, розового, купил сухого, дешёвого, по девяносто семь копеек бутылка, белого, на вкус довольно приятного, лёгонького вина.

И всё это сам он тащил, кряхтя, в жильё своё новое, в нескольких, разумеется, авоськах, в один приём, чтоб не метаться с покупками по новой. И – дотащил.

Потом – покупал он еду.

Начал с того, что купил сразу десять, – впрок, чтоб запас был еды, – килограммов картошки.

Взял, подкинув их на ладони, чтобы вес ощутить и плотность овощную, два кочана, свежей, светло-зелёной капусты.

Взял вдобавок два килограмма – пригодится – капусты квашеной.

Купил огурцов солёных.

Купил один килограмм лука репчатого, в шелухе сизовато-коричневатой.

Купил килограмм оранжевой, в кудряшках зелёных, моркови.

Купил макароны, крупные, как патроны, купил вермишель, меленькую, рассыпчатую.

Купил чёрный перец и лист лавровый – для приготовления сытных и вкусных супов.

Поразмыслив, купил в мясном отделе свиные ножки с копытцами – для холодца, им любимого с детства, для студня, как он его называл.

Купил две банки студенческой еды – баклажанной икры.

Купил майонеза баночку.

Потом – измятый, слежавшийся пучок зелёного лука.

Вслед за луком – пучок петрушки.

Потом – две банки зелёного, крепкого с виду, горошка.

За горошком – две банки хрена.

И потом – две банки горчицы.

Купил килограмм колбасы чайной и килограмм ливерной колбасы.

Купил сразу три килограмма дешёвой мороженой рыбы – и, когда эта рыба оттаяла, засолил её тут же, причём делал он это умеючи.

Купил он груду селёдки – её он любил, и ел помногу, и называл уважительно – лабарданом.

Хлеба купил побольше – чёрного бородинского, чёрного круглого, чёрного кирпичиком, несколько белых, по двадцать копеек, батонов.

Купил он четыре пачки индийского, со слоном на жёлтеньком фоне, чаю, – подвезло, случайно увидел и немедленно приобрёл, правда, с нагрузкой, в виде четырёх подозрительных банок маринованной свёклы, но, впрочем, и она для еды сойдёт.

Купил килограмм соли.

Купил килограмм сахара.

Столько всего накупил, что запросто можно было пир для друзей закатить.

И всю эту гору провизии следовало на пиру всенепременно съесть – так задумывалось изначально, так планировалось, ну а замыслы вместе с планами, столь масштабными, надо было в жизнь воплощать.

Ворошилов убрался в комнате.

Он вымыть не поленился затоптанный, грязный пол.