Седьмая центурия. Часть первая (СИ)

Бо-оже, царя храни!

Сильный, державный

Властвуй на славу, на славу нам!

Властвуй на страх врагам,

Царь право...

- Calme-tu, couillon! (Заткнись, мудило!) - замахнулся на доктора жандармский офицер. - Tu vas provoquer les sirеnes! P"tin! (Ты привлечёшь русалок! Бля!)

Но доктор Стржемббельс, твёрдо решив стать героем, не унимался, и сопротивлялся попыткам зажать ему рот:

Нас вырастил Сталин - на верность народу,

И Ленин великий нам путь озарил...

Ты гордость народа, ты - мудрость народа,

Ты - сердце народа, ты - совесть его!

Изменников подлых гнилую породу

Ты грозно сметаешь с пути своего!

Жандармы с полицейскими бросились искать полотенце - заткнуть герою рот. А он всё пел:

А-ге-ента-ам мсти-телям -

Тро-цки-их у-уби-телям,

И прочих убителям

Долгия дни!..

Жандармы затолкали Стржемббельса в трюм речного трамвайчика, но и оттуда продолжала нестись героическая ода. А вода вокруг речного трамвайчика вдруг забурлила, и из неё стали показываться то очень крупные хвосты - длиннее и мощнее рыбьих, то голые локти, то спины, то бёдра цвета испуганной нимфы.

"Бато муш" уплыл, увозя героя в Бастилию, а клошары, готовясь к ночлегу, стали разгребать свои картонные коробки. И обнаружили в них Путтипута. В вывернутом наизнанку пахучем пальтеце не по росту, он предстал им практически безоружный - с одним только убийственным зонтиком в руках.

- Сa va? - спросили бомжи.

Путтипут, от переживания за доктора, попавшего в лапы французов, забыл, что там надо отвечать про сову, и буркнул:

- Нормальная у меня сова! Совее не бывает!

- Сa va! - одобрительно закивали головами бомжи. - Сa va!

Решив расположить к себе эту публику, Путтипут достал из-за пазухи плоскую фляжку с настойкой на клопах, отвинтил крышку и протянул клошарам:

- Вот, жидкая сова! Дас ист гут!

Бомжей обдало смрадом - они отшатнулись.

- Ну, клопиком попахивает...- пожал плечами Путтипут. И посоветовал: - Будьте оптимистами!

Сознавая, что в Бастилии - не приведи Господь - фляжку при обыске отнимут, он влил всё её содержимое себе в глотку, без остатка.

Атаманша клошаров, та, что с фингалами, оглядела гостя и неожиданно проявила заботу:

- Il devrait еtre un peu а boulotter (Ему бы надо закусить). J"ai un morceau de pigeon rоti (У меня есть кусок жареного голубя.) Aime-tu la bidoche de pigeon? (Любишь голубятину?)

"Пижон... - соображал Путтипут. - Почему они принимают меня за пижона? А! Из-за итальянского пальто доктора Стржемббельса, хоть оно и наизнанку".

- Я не пижон! - сказал бомжам Путтипут. - Я свой, клошарский. Такая же шваль, как вы! Фирштейн? Ихь бин шваль! ШВАЛЬ!

- Regardez, ce gourmand! P"tin! (Смотри, какой гурман! Бля!) - возмутились бомжи. - Il ne veut pas le pigeon! (Не желает жрать голубя!) Donnez-lui un cheval! (Ему лошадь подавай!)

- Nous ne disposons pas de barbaque de cheval! (Нет у нас конины!) - фыркнула молодая бомжиха, бывшая в прошлой жизни антилопой.

- Qui sait, ou on frits les chevaux? (Кто-нибудь знает, где жарят лошадей?) - спросила бомжиха, бывшая в прошлой жизни зеброй.

- Peut-еtre, sous le pont Bir-Hakim? (Может, под мостом Бир-Хакима?) - мрачно пошутил бомж, оттрубивший прошлую инкарнацию африканским слоном.

Бомжи и бомжихи принялись расстилать картонную тару и укладываться спать. Путтипут последовал их примеру - нашёл пару бесхозных коробок и подстелил под себя.

Между тем, клопьяк из фляжки добрался до внутренностей, и Путтипуту стало хорошо. Устроившись на импровизированном ложе, он взглянул на часы, чтобы засечь время от начала операции по поимке короля д"Ангумуа, и в этот миг один молодой клошар цепко ухватил его за руку.

- Les gars! Regardez сa Patek Philippe bandante! (Ребят! Гляньте на его охеренные Патек Филипп!) Je l"ai vu ceux-ci dans la vitrine sur les Champs Elysеes! (Я такие в витрине видал на Елисейских полях!) Il coutent vingt-cinq mille Gairos! (Стоят двадцать пять═тысяч гейро!)

Путтипут почуял, что спалился: "Как я не сообразил взять одноразовую китайскую "тикалку" из "тревожного" чемодана Наскрёбышева!"

Надо было выкручиваться.

- Ребят, да это ауно - побрякушка, подделка, Китай. Чайна, короче! Фирштейн?

- Sans charre, tu dis, les montres chinois? (Говоришь, часы китайские? Не пиздишь?) - покачал головой бомж, по-прежнему, держа Путтипута за руку. И потребовал: - Laisse-moi! (Дай-ка сюда!)

Все смотрели на Путтипута. Ни один мускул не дрогнул на лице супер-агента. С профессиональным спокойствием он расстегнул ремешок, снял драгоценность и отдал клошару.

- T"astique ton chinois! (Шлифуй китайца!) - бросил тот, убегая с часами.

- Что он сказал? - спросил Путтипут.

- "Tu peuх cirer ton pingouin"! ("Полируй пингвина"!) - ответила атаманша.

Клошары расползлись по картонным коробкам. И Путтипут укрылся полою пальто, разившего, после усердной "обработки" михалками, густым амбрэ. Кого угодно стошнило бы, но, во-первых, у Путтипута была какосмия - искажённое восприятие запахов, а во-вторых, Устав переименованного КГБ предписывал меркадерам стойко переносить все тяготы и лишения службы.