Закинув нас в больницу, Арсений увез Кирилла в гостиницу собираться. Я заходила в палату с замиранием сердца, боясь опять услышать вчерашние мамины извинения не понятно за что и не сдержать от этого эмоций. Но когда мы пришли, мама спала. Отчим стал над ее кроватью и какое-то время смотрел, как и я, на болезненно бледное осунувшееся лицо. Мои глаза защипало, и я их потерла, чтобы хоть пальцами остановить требующие выхода слезы. Дядя Максим тяжело вздохнул и, прошептав мне «нужно сделать несколько звонков», вышел из палаты.
Я же, тихонько переставив стул к самой кровати, уселась, положив руку рядом с маминой ладонью, но не прикасаясь, чтобы не разбудить. Глядя на маму — такую, как сейчас, я изо всех сил представляла ее полной жизни, привычно хрупко-красивой, сияющей радостной улыбкой в окружении ее любимых цветов или угощающей нас своим очередным кулинарным творением. Как она стоит, чуть склонив голову набок, и ожидает нашей реакции. Кстати, Сенька всегда выражал свои восторги ее стряпней особенно бурно, забавно мыча и закатывая глаза… и в эти моменты я даже готова была смеяться над его гримасами.
Момент, когда мама открыла глаза, я пропустила и спохватилась, только заметив, как катится слезинка по ее виску. Мама беззвучно произнесла мое имя, и я глупо закивала, будто это нуждалось в подтверждении.
— Мам, привет! — сглотнув, выдавила я. — Не плачь, пожалуйста. Все ведь уже хорошо. А будет еще лучше.
Я схватила ее руку и, наклонившись, прижала к лицу, тараторя без остановки и про центр, куда мы поедем, и про новое лечение, и про цветы ее, и еще Бог знает про что, лишь бы не раскиснуть самой. Но жжение в глазах становилось все ощутимее, в горле медленно, но неуклонно рос сухой ком, а нос предательски шмыгал. Мама в этот раз не пыталась говорить, а только слушала меня, глядя так, будто гладила глазами. И я была безумно рада, что она ведет себя именно так. Сейчас не время для чрезмерных эмоций или каких-то откровений. В чем бы я или она не считали себя повинными, мы можем выяснить это в более подходящее время.
Дверь тихо открылась, и вошел дядя Максим. Увидев нас с мамой, он взглянул на нее с нежностью, а на меня с легкой настороженностью, словно сторожевой пес, оценивающий степень проблем, которые могу доставить. Хоть меня и царапнуло, но я постаралась этого не показать.
— Машина будет через десять минут, девочки, — сказал он.
ГЛАВА 24
Васька вылетела из дома, одетая в легкий экстравагантный комбинезон, практически цвета хаки, но почему-то с золотистым отливом, и я тут почувствовал, что начинаю злиться. Нет, я все понимаю: днем уже жара, но в такую рань для нее еще очень прохладно, а она вырядилась… бестолочь! Красиво, не спорю, цвет высвечивал ее успевшую чуть загореть кожу, буквально магнитом притягивая к ней глаза. А сама ткань, будто издеваясь надо мной, чувственно льнула к ее изгибам, заставляя ощущать голод по таким желанным прикосновениям еще острее. Вот я и дожил до того, что завидую тряпке, потому что она может нахально обвивать и липнуть к Васькиному телу, а я нет. И это возвращало к насущному вопросу — для кого так выпендриваться? Очень хочется ей, чтобы какие-нибудь озабоченные врачи и медбратья глазами облизывали? Хотя… ее во что не одень, хоть в мешок с дырками, а результат не сильно будет отличаться. В зеркало заднего вида я на секунду позволил себе полюбоваться, как шелк мягко, почти любовно облегает ее грудь. Вот за что мне это? Ладно, знаю, что есть за что.
Я одернул себя, переключаясь на дорожное движение, на мысли о том, что нужно дозвониться чуть позже до Марка, так как он сейчас наверняка еще беспробудно дрыхнет после очередной пьянки, и уточнить его планы. На самом деле противно смотреть, во что он превращается. И почему-то стыдно. Так, словно в том, что он старательно и кропотливо изгаживает свою жизнь, есть моя вина. Да, когда-то мы отрывались вместе, чудили так, что сейчас и вспоминать страшно, но я ведь остановился, а он нет. Ну и при чем тут я? Он что, ребенок, за которого я должен нести ответственность, или зверек прирученный? Взрослый мужик уже, жить своим умом надо, а не ждать кого-то, кто примет за тебя решения.
Да и отца его я не понимаю. Зачем было потакать, выкупать из всех неприятностей, полностью лишая сына возможности ощутить на себе хоть какую-то ответственность за свои действия? Да, мой отец тоже вытаскивал меня, но не ранее, чем я осознавал всю полноту и глубину устроенной мною задницы, и всегда его помощь имела довольно длительные дисциплинарные последствия. Так, чтобы запомнил и второй раз уже не повторял. Так что приходилось проявлять креативность и каждый раз изобретать новый способ влипнуть в неприятности. Хотя давненько я этого не делал. Но учитывая реальное положение вещей с Василисой, вероятность косяка вселенского масштаба на этот раз очень и очень велика.