Сети, разработанные в соответствии с принципами, которые предложил Бэран, дают нам возможность подключиться почти к любой точке мира, а также к невообразимому технологическому потенциалу. Но в то же самое время и сам мир устанавливает с нами обратную связь. Переплетенные джихадисты, валюта и биты биологической информации – все это тоже привязано к нам. Так что да, мы уничтожаем экзотику прошлого своими информационными коммуникациями, машинами и скидками на авиаперелеты. Стоит ли при таком раскладе удивляться, что время от времени экзотика уничтожает нас в ответ?
К этому моменту мы уже убедились воочию, как тяга между центром и периферией – это напряженность нашей сети – рвет старые структуры. Связь меняет свойства предмета, помещая его в это густое переплетение. Седьмое чувство улавливает это напряжение. Объедините пациента, врача, летную машину, валюту – все преображается и меняется. Что-то становится грандиозным. Другое щелкает, исчезнув, и никогда не восстанавливается. Что-то болезненно приспосабливается. Сетевая активность дарит нам величайшие новые приобретения, но она также опрокидывает старые идеи и институты. Вот почему наша эпоха столь беспокойна. Рыболовная сеть Бэрана по мере своего роста заключает в себя все, чего касается, обращая это в новую структуру.
Наши компьютеры, планшеты и прочие девайсы, соединенные сетью, также в свою очередь постоянно совершенствуются. Во времена Бэрана группа из нескольких десятков ученых рада была бы, если бы имела возможность пользоваться хотя бы одним компьютером на всех. И вот спустя несколько десятилетий компьютерная революция дала каждому по компьютеру. Сейчас в нашей жизни, конечно же, каждый из нас имеет много компьютеров: смартфоны, телевизоры с выходом в интернет и – уже скоро – умные самоуправляемые автомобили. Благодаря сетевым коммуникациям мы имеем доступ к тысячам подобных устройств в информационных центрах, к комбинации программного и аппаратного обеспечений, и соединений, на которые мы начинаем полагаться по любому поводу. Это уже давно ставшее обыденным волшебство было формализовано Гордоном Муром, одним из основателей компании Intel, обнаружившим, что со времен создания интегрированных чипов в 1959 году число транзисторов в каждом таком крошечном чипе удваивается каждые два года. Трудно было представить, что этот темп сохранится, но он – известный как закон Мура – тем не менее сохранился и до сих пор неизменен. В 1997 году Энди Гроув, преемник Мура, этого гиганта микрочипов, был назван Человеком года по версии журнала «Time». Я в честь этого написал статью для «Time»; помнится, как Гроув тогда поведал мне, в конфессиональном стиле: «Я никогда не переставал думать о своем деле. Я постоянно работал. Когда Гордон Мур покинул свой офис, он прекратил работу. В основном он ловил рыбу». Мур обладал уверенностью человека, определившего один из фундаментальных законов нашего времени – непрерывное сокращение компьютерной энергоемкости и затрат. У него было этакое «А пошли-ка порыбачим!» человека, который видел все, который видел неизбежное. Гроув же, наоборот, был постоянно задавлен необходимостью поддержания компании Intel в темпах, отвечающих закону Мура, необходимостью провести это самое неизбежное в жизнь. Одна-единственная ошибка, будучи незамеченной на протяжении полугода, может уничтожить целую многомиллиардную компанию. Это неоднократно случалось. Отношение Гроува точнее всего запечатлено в названии одной из его книг, «Выживают только параноики». И тот и другой были по-своему правы. Закон Мура обеспечивает распространение все более дешевых и все более функциональных устройств. Но знаменитая тревога Гроува также вполне оправданна. Такая скорость. Столько соединений. Паранойя кажется наилучшей возможной реакцией в таких условиях.