Седьмой принцип

Выйдя на площадку, он помедлил перед тем, как спуститься вниз, настраиваясь на встречу с ночным внешним миром. Неожиданно внизу стукнула входная дверь, и кто-то не спеша пошел вверх по лестнице. Подчиняясь какому-то наитию, Веня бесшумно скользнул пролетом выше и там затаился. Поднимавшийся, а, судя по звуку шагов, это был мужчина, остановился перед дверью квартиры Юлии. Раздался звонок. Через минуту дверь открылась и сонный Юлин голос спросил:

– Забыл что-то, милый?

– Ничего не забыл, – ответил Женька. – Я вернулся.

– Ой!

– Что – ой? Не ждала?

– Только завтра.

Выглянув из-за перил, Лис осторожно посмотрел вниз и там встретился с темным, тревожным взглядом Юлии, на пороге квартиры обвивавшей голыми руками шею друга. Заметив его движение и, следом, взгляд, она улыбнулась ему одними глазами. Улыбка – прощание. Извещение о том, что время его здесь истекло совершенно и невосполнимо.

Потом дверь захлопнулась. Выждав еще минуту, Лис тихо спустился вниз и вышел из подъезда в ночь. Ему часто последние дни приходилось выходить в ночь. Чего доброго, можно и привыкнуть, как к ритуалу.

Глава 18 Сова в зазеркалье

Вот и настал момент, тот самый.

Ей не нужны были доказательства его наступления, она почувствовала событие сразу, лишь только небесная механика пришла в движение и ее колесики, рычаги и стрелки сдвинулись в определенное положение. Она давно ждала его, и вот – пора.

Нина Филипповна поставила недопитую чашку чаю на стол, облизнула и положила рядом на блюдце ложечку, которой брала из розетки варенье, сегодня – из черной смородины. Встав из-за стола, она по привычке взялась прибирать посуду, но подумала, что уже некогда, и оставила все как есть.

Она вернулась в комнату. Там уже сгущался вечерний сумрак, однако, не желая разгонять тени, свет она зажигать не стала.

В тишине, разрываемой лишь оглушительным тиканьем ходиков на стене, она обошла по кругу комнату, прощаясь с каждой вещью в отдельности, на мгновение прикасаясь к ним рукой, и через них – со здешней жизнью. Диван, железная кровать, стол, стулья, комод, фотографии на нем, обои на стене, кружевные салфетки… Ничего ценного, за все скопом можно выручить лишь пару грошей, да и то если повезет, но все бесконечно дорогое для нее лично. Еще бы, ведь каждая вещь из тех, что окружали ее, несла на себе отпечаток ее жизни, каждая была с ней накрепко связана вполне определенной зацепкой или узелком памяти. И, что стократно повышало их ценность для нее, ничего она не могла забрать с собой.

Ничего, кроме двух зеркал.

Тени прошлого толпились вокруг, словно подбадривая и утешая, что прощаются ненадолго, что вскоре, быть может, они встретятся в другом, более подходящем для теней месте. Нина Филипповна с сожалением и сомнением покачала головой. «Вряд ли нам суждено еще встретиться», – подумала она, зная совершенно точно, какой путь ей предстоит.

«Эх, Алексей Фомич, – прошептала она, отыскав среди теней ту, которой когда-то принадлежали глаза на портрете, те, что и в вечернем сумраке, как в любое другое время суток, продолжали смотреть на нее со стены с любовью, – вот и расстаемся мы навсегда. Я старалась быть тебе хорошей женой, не знаю, может, не все у меня получилось. Мы встретились с тобой на короткий земной срок, но судьбой моей настоящей ты не был и не стал ею. Как и я твоей, прости. Но я тебя не обманывала, никогда, ты знаешь. Судьбы наши сочиняем не мы, их сплетают норны, но кто и что нашептывает им на ухо, когда они занимаются своим плетением, того, наверное, они и сами не ведают. За сына не беспокойся, у него все будет хорошо. Летчиком, как ты хотел, он не станет, но птицей будет высокого полета, это я тебе говорю, верь мне. Просто ему требуется немного времени для разбега. И он уже готов оттолкнуться от земли. Вот, будет тебе утеха, наблюдать за ним оттуда, где ты есть. Мне же там, куда отправляюсь я, быть может, наградой станет Вальтер…»

«Куда отправляюсь я…» – повторила она про себя. Но разве было ей это ведомо? Как раз наоборот. В том и заключался смысл ее бегства, заранее не знать самой куда, чтобы, пройдя по следу ее мыслей, не смог найти никто ищущий. Тем более Нарада. В первую голову – Нарада, ведь именно от него происходил ее бег. Она была уверена, чувствовала, что, несмотря на предупреждение не упоминать о ней, Лис все-таки проговорился. Что-то он сказал такое, упомянул о чем-то в разговоре с Нарадой, чему сам не придал значения, но того старому хитрецу было достаточно, чтобы почуять запах следа. Вот уж кто лис так лис! Матерый! Мальчишке ли с ним тягаться? Лишь знание отца своего да усвоенная хорошо его же наука исчезать и затаиваться до сих пор позволяли ей от него скрываться. Еще и зеркала.