Сведения, сообщаемые Будаком Казвини, во многом перекликаются с тем, что пишет в «Лучшей из летописей» Хасан-бек Румлу: «Шах Тахмасп… с утра до вечера занимался государственными делами и вникал во все обстоятельства, так что векили и везиры без его дозволения не могли выдать никому даже фельса»[84]
. Подозрительность Тахмаспа, о которой упоминает Хасан-бек, легко объяснима – как не стать подозрительным, если тобой пытаются манипулировать эмиры, а родные братья предают тебя? И то, что Тахмасп предпочитал принимать пищу в уединении, тоже вполне объяснимо: чем меньше вокруг народу, тем меньше шансов быть отравленным. «Воины шаха, – пишет Хасан-бек, – были настолько преданы ему, что ни один из них не жаловался на то, что на протяжении четырнадцати лет не получал выплат из казны». Преданность кызылбашей заслуживает всяческих похвал, но для нас бо́льший интерес представляет подтверждение того, насколько плохо обстояло дело с деньгами у Тахмаспа – шах сам контролировал расходы и по многу лет не выплачивал жалованья своим воинам (впрочем, военной добычи их никто не лишал). Некоторые иностранцы, например венецианский посол Винченцо Алессандри, упрекали шаха в скупости, но надо же понимать, откуда происходило бережное отношение к деньгам. Воспоминания Алессандри не дают достоверных сведений о характере шаха Тахмпаспа, поскольку отношения Венеции с государством Сефевидов складывались непросто, и это не могло не отразиться на впечатлениях посла – в 1539 году Венеция предложила шаху заключить союз против османов, но послы еще не успели вернуться домой, как Венеция подписала мирный договор с султаном Сулейманом, и такое поведение было истолковано Тахмаспом как непорядочное, даже вероломное. Алессандри прибыл к шахскому двору в 1571 году, когда венецианский дож[85] Альвизе Мочениго, перед лицом новой войны с османами, решил заручиться поддержкой Тахмаспа. Разумеется, при шахском дворе венецианский посол был принят весьма прохладно… Однако тем не менее наряду с не слишком лестными характеристиками, Алессандри отмечает великое почтение, которое испытывали к шаху его подданные: «Благоволение и любовь народа по отношению к правителю невероятны, поскольку его почитают не как правителя, а как бога по причине его принадлежности к роду Али, которого все безмерно почитают». Внешность Тахмаспа, возраст которого близился к шестидесяти годам, посол описывает следующим образом: «Он среднего роста, с правильными чертами угрюмого лица, толстыми губами и седой бородой». А вот Хасан-бек Румлу пишет, что Тахмасп был высоким… Впрочем, людям свойственно судить о росте окружающих, сравнивая его со своим.И раз уж мы вспомнили о венецианском после, то давайте на его примере рассмотрим, как вершились дипломатические дела в правление шаха Тахмаспа. 17 июля 1571 года Винченцо Алессандри прибыл в Тебриз, где узнал, что шах Тахмасп находится в Казвине. Путешествовал синьор Алессандри весьма неторопливо, поскольку в Казвин он прибыл только 14 августа[86]
. Будучи уполномоченным послом иностранного государства, он тем не менее не мог явиться к шахскому двору без протекции, которую ему оказали случайно встреченные в Казвине английские торговцы. С их помощью Алессандри был принят шахским сыном Хейдар-мирзой, которому передал письмо венецианского правительства к шаху. Днем позже состоялась аудиенция у шаха, который пообещал дать ответ через некоторое время, необходимое для размышления. Своим приближенным Тахмасп приказал устроить Алессандри и его спутников со всеми удобствами и выделить им из казны средства на повседневные расходы. Алессандри характеризует назначенное шахом содержание как щедрое, что идет вразрез с его же упоминаниями о скупости Тахмаспа («Все, что ему [Тахмаспу] преподносят, он принимает, даже если подношение того не стоит, но в ответ ничего не дает. Этот падишах продает жемчужины и совершает другие сделки, подобно скупому и хитрому торговцу»). Винченцо Алессандри пробыл в Казвине три месяца, но был вынужден покинуть его 12 ноября 1571 года, так и не дождавшись ответа от шаха. Поверхностно мыслящие историки видят в этом нерешительность стареющего правителя, но на самом деле шах просто хотел преподать урок венецианцам, к которым начисто утратил доверие после того, что произошло в 1539 году. Говорить о том, что шах совершил оплошность, не присоединившись к очередному европейскому антиосманскому союзу, тоже не следует – после 1539 года Тахмасп прекрасно понимал, чего стоят европейские «союзники», а для его государства прочный мир с османами был благом, которым явно не стоило жертвовать ради призрачных выгод.