Сефира и другие предательства

Небо меж деревьев на холме наливалось красками, бледно-розовые загустели, сделавшись насыщенно малиновыми, и стволы и ветви на его фоне сложились в причудливую вязь каллиграфии, прочитать которую она не могла. Свет восхода румянил ее кожу, багрово светился на бутылке, адски искрился на заиндевевших ступеньках и террасе – Конни смотрела на него сквозь деревья, позволяя ему насытить ее зрение.

Фотоны каскадом оседали на ее листьях, пробуждая их к жизни.

(Что?)

Она извивалась, двигаясь под прямым углом к самой себе, солнечный свет преломлялся, дробился.

(Ох)

Темнота.

(Боже)

Она вскочила на ноги.

Корни покалывали, непроглядная темень, раскрытие, морозный холод под ногами. Конни ухватила бутылку со спиртным за горлышко и с размаху ударила ей о перила крыльца. Разбить ее удалось с трех попыток. На доски террасы плеснуло остатками водки. Она представила себе сотни крошечных – как их там назвал отец Рика? – вопящих эмбрионов, поняла, что видит их, слы- шит их.

На черной коже ее стебля сверкали осколки стекла. Конни внимательно осмотрела зазубренный верх бутылки. Что касается импровизированного оружия – неплохо, но ее не оставляло ощущение, будто она вступает в ядерную войну с камнем в руке.

Рассветный воздух наполнился звуками хлопанья кожистых крыльев. Она чувствовала, что почти видит существ, что кружат над домом и вокруг него, ощущает пространства, которые они рассекают. Она выпустила из рук одеяло, дав ему упасть на террасу. Прошла к двери прачечной, по-прежнему не запертой. Думала ли она, что этого не произойдет? Конни поудобнее взялась за горлышко своего стеклянного «ножа», открыла дверь и шагнула в дом.

Путь Ренфру

– Выходит, это волшебник, – сказал Нил.

– Говорят… – ответил Джим.

Статуя высотой в шесть футов была вырезана из цельного ствола дерева, сохранившего большую часть своей белизны, даже несмотря на то, что дата, высеченная на основании, гласила: «2005 год», семь лет тому назад. Джим подумал, что, возможно, цвет остался таким потому, что дерево не обработали – на неровной поверхности кое-где торчали щепки, – но он недостаточно разбирался в столярных работах, чтобы быть до конца уверенным.

– Похож на Гэндальфа, – заметил Нил.

Так и есть. Широкополая шляпа, длинная борода, посох и мантия – наводили на мысль о персонаже Толкина, а белка у левой ноги фигуры, лиса у правой и сова на плече немногое могли опровергнуть.

– Я знаю, – сказал Джим. – А еще похож на статую Уильяма Уоллеса [57], я не рассказывал об этом? Хотели поставить новую статую Уоллеса где-то недалеко от Стирлинга, кажется, и знаешь, что придумал скульптор? Мела Гибсона из «Храброго сердца».

– Неудивительно, почему в Шотландии так мало евреев.

– Судя по всему, просто не знали, каким был реальный человек.

– Гибсон-то? Я знаю, – сказал Нил, зашагав вверх по склону холма к грунтовой дорожке, ведущей в природный заповедник.

– Да не Гибсон, а волшебник, – когда он догнал Нила и они пошли под высокими соснами и дубами, Джим продолжил: – По легенде, король Франции строил козни местным купцам – думаю, устроил им эмбарго. Майкл Ренфру вскочил на своего железного коня и совершил невозможное, одним махом преодолев расстояние от Керколди до Парижа. Когда он появился во французском дворце, двери сами распахнулись перед ним, а мечи в руках королевских стражников вдруг раскалились докрасна. Излишне говорить, что Людовик-какой-то-там одумался, причем, очень быстро.

– Железный конь, говоришь?

– По преданию, на скале, с которой он спрыгнул, и сейчас можно увидеть отпечаток его копыта.

Далеко справа от них, за густыми рядами сосен, возвышалась над линией деревьев зубчатая голова каменной башни.

– Вон, видишь? – Джим показал на нее. – Это башня Ренфру.

– Которая знавала и лучшие времена.

– Ей, кажется, семь сотен лет.

– Как и Эдинбургскому замку, нет?

– Да неважно, – продолжил Джим. – Ренфру провел там лишь какое-то время. Он же был придворным астрологом императора Священной Римской империи.

Нил хмыкнул. Он уже больше не злился из-за инцидента с Роуз, но и не сказать, что совсем не переживал по этому поводу. Если бы он хоть немного знал Шотландию, то мог бы уехать на несколько дней один, оставив Джима, с которым вел долгие задушевные беседы за дымящимися кружками чая. Однако поездка эта была своего рода детищем Джима, возможностью разделить с Нилом места, где он в детстве проводил лето, а впоследствии продвигал свою удивительно успешную книгу. Нил не мог разобраться в расписании поездов и автобусов, а уж что касается езды по «противоположной» стороне дороги, – так это увольте. У него не было иного выбора, кроме как остаться с Джимом и его откровением о любовной связи с Роуз Карлтон, с которой он справился, буквально окутавшись клубящимся облаком сначала гнева, а затем досады. Джим встретил эти излияния так же, как и всегда, – многословием, наполняя заряженную атмосферу бесконечной чередой фактов, домыслов и мнений.