Сефира и другие предательства

– Хочешь, я попробую найти Соню? У меня есть знакомые, которые могут помочь. Или, если хочешь, могу связаться с ее родителями.

– И что ты им скажешь?

– Что-нибудь придумаю, об этом не беспокойся.

– И ты не считаешь меня сумасшедшим?

– Я считаю, что тебе было бы гораздо легче, знай ты, где Соня.

– По словам того человека, она где-то на больничной койке и числится там как «неизвестная», – сказал я. – Если, конечно, еще жива.

– Если только он не солгал тебе, – сказал папа. – А ведь именно так он и поступил бы, будь он тем, за кого себя выдает.

– Не знаю… – проговорил я.

– Я тебе вот что скажу. Позволь мне немного покопаться в этом, и если найду что-либо, дам знать.

– Хорошо.

Больше на эту тему мы с папой не общались. Либо ему не удалось узнать о судьбе Сони, либо все же что-то узнал, но делиться со мной не стал. И я никогда не спрашивал его, разговаривал ли он сам с дьяволом.

IV

Почти через год после нашего телефонного разговора папа прислал мне чек на шестизначную сумму. В строке для заметок он написал: «сценарий». Папа находился на кинофестивале в Токио, но мне удалось связаться с ним по электронной почте, и я узнал, что он продал современную экранизацию «Истории Фауста» за весьма солидную сумму. В качестве соавтора «Истории» он указал меня. Поговаривали, что Фрэнсис Форд Коппола заинтересовался в ее постановке. Я понятия не имел, что делать с чеком, не испытывая ни малейшего желания прикоснуться к нему. В конце концов я уступил просьбе и положил деньги на счет, который открыл специально для этой цели и с которого не снимал их все последующие годы. Я говорю себе, что если бы Соня Рэй неким чудесным образом связалась со мной, я бы переоформил счет на нее, но известий от нее я не жду никаких. Фильм же находится на этапе разработки.

Мой разговор с дурно пахнущим человеком – мужчиной в белом костюме и красных туфлях, человеком с черными дырами вместо зрачков, – по-прежнему остается в моей памяти ярким, как и на утро последовавшего после него дня. В течение долгого времени он наполнял меня ужасом черной глубины, грозившим вот-вот перерасти в панику, несмотря на прием успокоительных лекарств. Ни эти лекарства, ни алкоголь, ни другие запрещенные препараты, ни какая-либо их комбинация, не несли покоя, а воскресные посещения церкви казались мне слишком незначительными и запоздалыми. Пастор, правда, нравилась мне, а прихожане были дружелюбны, и этого казалось достаточно, чтобы продолжить посещения, несмотря на то, что даже сидя среди них я оставался глубоко уверен в своем неизбежном проклятии на вечные муки.

Наверное, я научился жить с мыслью о том что меня ждет в конце пути. Мне очень хотелось верить, что смогу избежать этого, что мне простят причастность к крушению Сониной жизни, какова бы ни была ее судьба. Но именно эта причастность требует, чтобы я отвергал любое проявление милосердия, мне предложенного. Моя вина перед Соней безмерна, и меньшее, что могу сделать, – это не уклоняться от ответственности за это. И когда в конце концов мое сердце остановится, мне предстоит вторая встреча с человеком, от которого разило тухлыми яйцами и уксусом, который носил в себе души проклятых. Я окажусь с ним в той крошечной комнатенке, которая суть Вселенная, в которой мы будем разговаривать, пока он не велит мне залезть на грубый стол, разделяющий нас, для того, чтобы он начал налагать на меня наказание, которого я заслуживал.

Заметки о сюжетах