Сефира и другие предательства

Сама же она изо всех сил старалась не думать о камере под подвалом тюрьмы, куда привел ее Зови-Меня-Просто-Билл. Это произошло, должно быть, через неделю после того, как высокий грузный мужчина, цэрэушник, она это точно знала, начал все свободное время проводить с мистером Уайтом. Васкес проследовала за Биллом вниз по залитым бетоном ступеням лестницы, ведущей из лабиринта подвала с особо ценными пленниками, заключенными в разных его камерах (не говоря уже о Клозете, точное местонахождение которого она так и не смогла определить), в полуподвальный этаж, где он щелкнул кнопкой большого фонарика, который нес в руке. Луч прошелся по кирпичным стенам, по кучам разнообразного хлама (какие-то запчасти для самолетов советской эпохи, какие-то инструменты для ремонта этих деталей, кое-что не такое древнее: горы туалетной бумаги, коробки с пластиковыми столовыми приборами, пара больничных каталок). Они подошли к низкому дверному проему, открывавшемуся на высеченные из камня ступени, вогнутые поверхности которых свидетельствовали о прохождении многих поколений ног. Все это время Зови-Меня-Просто-Билл рта не закрывал: читал лекции, подробно рассказывал историю тюрьмы с того времени, как здесь располагался ремонтный центр для советских самолетов, до тех пор, пока какой-то офицер КГБ не решил, что здание идеально подходит для размещения заключенных, и это изменение поддержали все, кто впоследствии владел им. Васкес изо всех сил старалась быть внимательной, особенно когда они спустились по последнему пролету лестницы и воздух сделался теплым и сырым, а камень по обе стороны – влажным.

– А еще раньше… – рассказывал оперативник ЦРУ. – О, раньше… А вы знали, что на этом месте останавливался отряд армии Александра Македонского? Информация, говорят, достоверная.

Лестница заканчивалась просторной круглой площадкой. Потолок был ровным и низким, а стены – не более чем смутными очертаниями. Луч фонарика Зови-Меня-Просто-Билла поблуждал по полу и выхватил символ, высеченный в скале у их ног: неровный круг диаметром с крышку канализационного люка, разбитый примерно на восьми часах. По окружности он был вымазан чем-то черным, а внутренняя часть представляла собой похожий на карту рисунок из темно-коричневых пятен.

– Подержи-ка.

Билл передал Васкес фонарик, и две-три секунды она светила ему, пока он вытаскивал из одного из карманов своего сафари-жилета пластиковый пакетик. Когда Васкес направила свет на него, Билл высыпал содержимое пакета в правую руку, левой тряся пластик, чтобы отделить его от тускло-красного комочка. Вонь начинающих разлагаться мяса и крови заставила ее отшатнуться.

– Спокойно, специалист, не дергаться.

Содержимое пакетика приземлилось внутри разорванного круга с мерзким вязким шлепком. Васкес изо всех сил старалась не слишком внимательно всматриваться в упавшее.

Сзади и слева от нее донесся звук, похожий на звук волочения голой плоти по камню, и Васкес обернулась, вытянув руку с фонариком наугад и стремительно выхватив пистолет, нацеленный по ходу луча. Участок изгибающейся стены открылся черной аркой, похожей на верхнюю часть исполинского горла. На мгновение в этом пространстве возникла огромная тусклая фигура. Васкес показалось, что она видит огромные, толщиной с автопокрышки, руки, вцепившиеся в арку с обеих сторон, глыбу головы, зияющий во всклокоченной бороде рот, гигантские бешеные, без тени мысли глаза. Это ползло к ней, и она не знала, куда целиться…

В следующее мгновение она увидела, что в арке стоит мистер Уайт, одетый в белый льняной костюм, который отчего-то всегда казался испачканным, хотя пятен на нем никаких как будто видно не было. Яркий луч фонаря бил ему в лицо, но он даже не моргнул, и, похоже, направленный на него пистолет Васкес не вызвал у него особого беспокойства. Пробормотав извинения, Васкес немедленно опустила и пистолет, и фонарь. Мистер Уайт не обратил на нее внимания и, пройдя через круглое помещение, направился к подножию лестницы, быстро поднялся по ней. Зови-Меня-Просто-Билл поторопился за ним, на его безучастном лице появилось выражение, которое Васкес приняла как предвкушение веселья. Она пошла следом, светя фонариком в пол, пока не добралась до самой нижней ступени. Разорванный круг был пуст, за исключением свежего красного пятна, блеснувшего в луче.