Сефира и другие предательства

Или выглядело достаточно правдиво, чтобы на мгновение утихли опасения, которые все громче шептали в ее голове последние две недели, вплоть до того, что в левой руке она держала раскрытым мобильный телефон, а в правой – листок бумаги с номером Пахаря, готовая позвонить ему и сказать, что выходит из дела и он может получить свои деньги обратно: она не потратила ни цента. Во время долгой поездки в жарком душном поезде от аэропорта до станции метро, когда Бьюкенен жаловался, что Пахарь не выпускает их из виду и обращается с ними как, черт побери, с малыми детьми, Васкес нашла объяснение этому.

– Сдается мне, подобную операцию он проводит впервые, – предположила она. – И хочет быть уверенным, что расставил все точки над «i» и перечеркнул все свои «t».

Бьюкенен хмыкнул, но Васкес чувствовала, что права: Пахарь неизменно зацикливался даже на незначительных деталях – одна из причин, по которой он возглавлял их подразделение в тюрьме. До тех пор, пока дерьмо не похоронило под собой вентилятор, дотошность этого человека, казалось, предсказывала его неуклонное восхождение по служебной лестнице. Однако на заседании военного трибунала его энтузиазм в отношении точных ударов по нервным узлам заключенного, его аккуратность в фиксации рук пытаемого таким образом, чтобы не вывихнуть ему плечи, когда поднимают с пола за оковы; его оперативность в получении различных хирургических и стоматологических инструментов, запрошенных Зови-Меня-Просто-Биллом, учитывалась скорее как пассив, а не актив, и вдобавок он был единственным членом их подразделения, отбывшим значительный срок в Ливенворте, – 10 месяцев.

Тем не менее, «вальтер», запрошенный Васкес, дожидался там, где обещал Пахарь, завернутый в пару водонепроницаемых пакетов с зажимом, прикрепленный внутри бачка унитаза в туалете ее гостиничного номера. Тщательный осмотр убедил ее, что с оружием и патронами к нему все в порядке. Если бы Пахарь хотел ее подставить, стал бы он вооружать? Ее мастерство в стрельбе по мишеням хорошо известно, и хотя Васкес не брала в руки оружия с момента увольнения со службы, она не сомневалась в своих способностях. Пистолет, заткнутый за пояс джинсов и прикрытый блузкой, легко доступен.

«Это, конечно, при условии, что Пахарь вообще придет туда сегодня вечером», – подумала она. Но осмотрительность была просто формальностью. Пахарь есть Пахарь, и он никак не мог оказаться в отеле мистера Уайта. Какая была ему нужда ехать в Западную Вирджинию, выслеживать ее на ферме Андерсена, искать в отдаленных скотных дворах, где она из шланга высокого давления смывала свиное дерьмо в сточные желоба? Хватило бы сообщения по электронной почте или телефонного звонка. Однако такие методы оставили бы слишком многое вне непосредственного контроля Пахаря, и, поскольку он, как оказалось, мог зачерпнуть ведро в колодец с деньгами, более глубокий, чем любой из известных ей, он решил найти Васкес и поговорить с ней напрямую. (То же самое он проделал и с Бьюкененом, как она узнала во время перелета: выследил его в пригороде Чикаго, где тот работал администратором смены в ресторане «Харди».) Если этот человек приложил столько усилий для того, чтобы пригласить их на работу, если он встречал их в аэропорту Шарль-де-Голль и вот даже сейчас дожидался, пока их такси пересекло по мосту Сену и направилось к Елисейским полям, – существовала ли хотя бы малая вероятность того, что он не появится и в дальнейшем?

Само собой, он будет не один. Пахарь мог рассчитывать на поддержку бог знает скольких сотрудников Стиллуотера, вернее будет сказать – наемников (несомненно, до зубов вооруженных и в «брониках»). Васкес почти не общалась с персоналом компании – они, как правило, располагались ближе к центру Кабула, где в большом количестве находились охраняемые ими особые объекты. Ирак – именно здесь остался самый глубокий отпечаток башмака Стиллуотера. Как слышала Васкес, бывшие солдаты, разъезжавшие на усиленных «Линкольн-Навигаторах» по Багдаду, не только зарабатывали примерно в пять раз больше, чем в армии, но и следовали правилам ведения боевых действий, мягко говоря, менее строгим. Хотя Париж располагался настолько далеко на востоке, насколько Васкес была готова путешествовать, она признавала, что перспектива таких денег делала Багдад если не привлекательным, то, по крайней мере, менее непривлекательным.