В течение показавшегося слишком долгим отрезка времени пространство, в котором находились мистер Уайт и Бьюкенен, заполнило нечто слишком большое – монстру пришлось согнуться пополам, чтобы втиснуться в коридор. Глаза размером с обеденные тарелки уставились на Пахаря и Васкес – полный безумия взгляд, казалось, давил на нее, как зверь, почуявший ее своим острым рылом. Откуда-то из клочьев бороды, свалявшейся, облепленной гниющими мясными ошметками, полной потрескавшихся и почерневших зубов – рот издавал звуки, которые Васкес не могла распознать. Огромные бледные, толстые, как автомобильные покрышки, руки шарили по полу под фигурой, разбудив у Васкес ассоциацию со слепым, исследующим незнакомую поверхность. Нащупав тело Бьюкенена, они сгребли его как куклу и поднесли к огромному рту.
Васкес со стоном попыталась откатиться в сторону, чтобы не видеть голову Бьюкенена в пасти с зубами, похожими на обломанные каменные плиты. Это оказалось нелегко. Во-первых, ее правая рука все еще оставалась в кармане брюк, а пальцы сжимали вальтер, поэтому запястье и рука согнулись под неудобными углами. «Слава богу, что не застрелилась», – мелькнула мысль. Во-вторых, холод, ударивший ее в спину, ушел, сменившись жаром и острой болью, которая становилась еще острее, когда она отворачивалась от щелканья и хруста зубов, сокрушавших череп Бьюкенена. «Боже!» Ей удалось перевернуться на спину и резко выдохнуть. Справа от нее не умолкали жуткие звуки продолжающейся расправы над Бьюкененом: хруст костей и разрываемая плоть. Мистер Уайт – тот, кто назывался мистером Уайтом, или кем он там был на самом деле, – эта громадная фигура хрюкала от удовольствия, причмокивая губами, как изголодавшийся человек, получивший в угощение изысканную еду.
– Хотите верьте, хотите нет, – сказал Пахарь, – я не был полностью нечестен с вами. – Расставив ноги по обе стороны от лежащей Васкес, он присел над ней на корточки, упираясь локтями в свои колени. – Я действительно намерен привлечь мистера Уайта к себе на службу. Просто методы, необходимые мне для этого, немного… экстремальны.
Васкес попыталась заговорить:
– А он… он – что такое?
– Это не имеет значения, – ответил Пахарь. – Он очень стар… то есть, если бы я сказал, сколько ему лет, вы бы решили… – он повернул голову влево взглянуть на гиганта, обсасывающего измазанные кровью пальцы. – Впрочем, может, и нет. Он давно живет на свете и много знает. Мы… То, что мы делали в Баграме, те допросы – они разбудили его. Это, наверное, лучший способ объяснить произошедшее, хотя, можно сказать и то, что его вызвали к жизни. Мне потребовалось время, чтобы во всем разобраться, даже после того, как он открылся мне. Но ничто не дает вам столько времени на размышления, как тюрьма. И на исследования.
– Согласно данным этого исследования, лучший способ заарканить кого-то вроде мистера Уайта… далеко не прост, – Пахарь махнул пистолетом на мерцающие вокруг них символы. – Часть, которая будет представлять для вас наибольший интерес, это жертвоприношение мужчины и женщины, находящихся в моем подчинении. Прошу прощения. Я намеревался прикончить вас обоих до того, как вы поймете, что происходит; я хочу сказать, что излишняя жестокость здесь ни к чему. Однако с вами, увы, прицел мой сбился. Но не переживайте. Я закончу то, что начал прежде, чем передать вас мистеру Уайту.
Васкес, не вытаскивая правой руки из кармана, подняла ствол вальтера и нажала на спуск. Четыре хлопка последовали один за другим, разнеся ее карман в клочья. Пахаря отбросило назад и ударило о противоположную стену. Кровь расплылась по внутренней стороне брючины на его бедре, по рубашке на животе. Ошеломленный, с ничего не выражающим лицом, он направил пистолет в сторону Васкес, которая опустила правую руку чуть ниже и снова нажала на спусковой крючок. Верхняя часть его рубашки резко вздулась, правый глаз лопнул. Пальцы его руки выпустили пистолет, тот со стуком упал на пол, и секундой позже следом за ним рухнул Пахарь.