Сефира и другие предательства

Внезапно ожог от раскаленного металла в кармане заставил Васкес, из последних сил цепляясь руками за стену, подняться на ноги, прежде чем боль, засевшая в спине, успела настигнуть ее. При этом она выдернула вальтер из кармана и направила его на дверь полулюкса… перед которой стоял мистер Уайт, сунув руки в карманы пиджака. Темное пятно перед ним – все, что осталось от Бьюкенена. «Господи Боже…» Ощутимо пахло черным порохом и медью. Напротив нее на полу смотрел в никуда невредимым глазом Пахарь. Во взгляде мистера Уайта на нее улавливалось нечто похожее на интерес. «Двинется с места – выстрелю», – подумала Васкес, но мистер Уайт даже не шелохнулся, во всяком случае, за те несколько секунд, что понадобились ей выйти из коридора и вернуться к лифту. Дуло пистолета было направлено на мистера Уайта, а затем на то место, где мог бы появиться мистер Уайт, если завернет за угол. Спина казалась Васкес огненным узлом. Добравшись до лифта, она нажала кнопку вызова левой рукой, продолжая целиться правой. Краем глаза она увидела, что подарок Бьюкенена для сына стоимостью двести шестьдесят евро, зажат под креслом. Она не стала его брать. Слабое свечение исходило из ближнего конца коридора. Подсвеченные черным символы Пахаря. Менялось ли свечение оттого, что его заслоняло огромное существо, ползущее за ней следом? Когда за спиной дзинькнул лифт, Васкес шагнула в него и держала пистолет перед собой, пока двери не закрылись и кабина не начала спуск.

Блузка прилипла к спине, струйка крови щекотала поясницу. Внутреннее пространство лифта исчезло, сменившись полной темнотой. Вальтер вдруг потяжелел на тысячу килограммов. Ноги ее тряслись, она едва могла стоять. Васкес опустила пистолет и, чтобы не упасть, вытянула левую руку. Когда она коснулась не металла, а холодного камня, она удивилась, но не так, как, наверное, следовало бы. Когда зрение вернулось, она увидела, что находится в широком круглом помещении с низкой плоской крышей и стенами не материальнее смутных очертаний. Пространство освещал символ, высеченный в скале у ее ног: неровный круг диаметром с крышку люка, расколотый около восьми часов, по периметру которого сиял холодный свет. Позади слева вдруг донесcя звук волочения голой плоти по камню; она обернулась. Этот участок закругляющейся стены открывался черной аркой, похожей на вершину гигантского горла. Где-то в его черной глубине она лишь уловила движение, не в силах что-либо разглядеть.

Когда Васкес снова подняла пистолет, она не удивилась тому, что очутилась здесь, под землей, с существами, чей нездоровый голод омрачил период существования древнейших человеческих цивилизаций, с существами, которых она помогла вызвать. Ее поразило то, что она могла подумать, будто вообще когда-либо покидала это место.

Третий всегда рядом с вами

I

То, что в браке их родителей присутствовала другая женщина, стало выводом, который для Вебера и Гертруды Шенкер обрел все признаки факта. Во время последнего из ночных разговоров, ставших для них традиционными в канун Рождества, Вебер нарек существование этой персоны «Краеугольным камнем», ибо эта и ее пересечение с браком их матери и отца являлись тем, что поддерживало форму, в которую облекся их союз.

Над большими бокалами белого вина за кухонным столом, спиной к углу, где сходились у окна два кресла, Веб ответил на утверждение своей сестры (она была на одиннадцать месяцев младше его), что по прошествии стольких лет доказательства в ее пользу оставались в основном косвенными, энергично качая головой и подкрепляя свои доводы изображением камня, поддерживающего свод арки. Размахивая руками с усердием и напором дирижера, призывающего оркестр к достижению кульминации, отчего вино в бокале грозило вот-вот выплеснуться, Веб призывал себе в помощь множество сцен из фильмов, которые привели их к выводу – во время другой их беседы в канун Рождества десятилетием ранее, – что только присутствие другой женщины объясняло продолжительное молчание, внезапно воцарившееся в доме, ледяной холод, который пронизывал комментарии матери о путешествиях отца, полу-извиняющийся, полуобиженный вид, липнувший к отцу после его поездок, словно едва уловимый неприятный запашок. Другая женщина – эта (так обычно они ее называли) – была тем «камнем», который привел «каменоломню», полную загадочных комментариев и полуслов, в узнаваемое расположение.