Сефира и другие предательства

– Неважно – ты понял, о чем я. Да бог ты мой, ведь даже Зови-Меня-Просто-Билл мертв. Что за хрень творится?

Перед ними замерло движение. Светофор включил зеленого человечка. Они влились в поток переходящих улицу.

– Эта хрень называется войной, Васкес, – ответил Бьюкенен. – В войнах люди погибают.

– И ты в самом деле веришь в это?

– Верю.

– А как же насчет твоего недавнего бзика у Эйфелевой башни?

– Так это у меня и был именно бзик.

– Ладно, – сказала Васкес через мгновение. – Пусть так. Возможно, смерть Билла была случайной. Возможно, Максвелла – тоже. А что насчет Лавалля? Руиса? Хочешь сказать, это нормально, когда два парня из одной и той же службы безопасности пытаются укокошить себя?

– Не знаю, – Бьюкенен помотал головой. – Ты же в курсе, в армии не очень-то заботятся о психическом здоровье. Давай признаем, в Клозете творилось такое дерьмо, что и во сне не привидится. А Лавалль и Руис просто не справились с этим, согласна?

Они прошагали еще квартал, прежде чем Васкес спросила:

– А как справляешься с этим ты – с Клозетом?

Для ответа Бьюкенену понадобилось пройти еще один квартал:

– Я просто не заморачиваюсь.

– Да неужели?

– Я не имею в виду, что мысль о том, что мы там делали, никогда не приходит мне в голову, но я, как правило, сосредотачиваюсь на том, что происходит здесь и сейчас.

– А в те моменты, когда эта мысль навещает твою голову?

– А в те моменты я говорю себе, что это другое место с другими правилами. Ты знаешь, о чем я. Просто ты должен был быть там; если тебя там не было, то заткнись на хрен. Может, то, что мы делали, выходило за рамки, но это уже нам решать, а не каким-то военным присяжным, не отличающим свою задницу от дырки в земле. И уж точно не какому-нибудь репортеру, который никогда не был ближе к войне, чем на чертовом кинопросмотре «Взвода», – Бьюкенен свирепо зыркнул на нее. – Поняла?

– Да.

Сколько раз она приводила те же самые или похожие аргументы в разговорах с отцом? Однако переубедить его так и не удалось.

– Выходит, только преступники способны объективно судить о преступлении? – сказал тогда отец. – Надо же, какой новаторский подход к правосудию.

– Знаешь, что меня бесит? И дело не в том, что люди смотрят на меня как-то странно: «О, та самая», и даже не в том, что некоторые подскакивают ко мне в супермаркете, чтобы обругать или опозорить меня. Это, как ты сказал – их там не было, так что пошли они на хрен! Бесят меня те, кто подходит к тебе и говорит: «Хорошая работа, молодчина, ты здорово задала этим арабам». Отморозки, с которыми у меня никогда не будет ничего общего.

– Даже отморозки иногда приносят пользу, – заметил Бьюкенен.

VI

Номер мистера Уайта находился на шестом этаже, в конце короткого коридора, за его резким поворотом налево. Дверь в полулюкс ничего особенного собой не представляла, но убедиться в этом было трудно, так как лампочки в бра по обеим стенам коридора не горели. Васкес поискала выключатель и, не найдя его, констатировала:

– Либо они перегорели, либо выключатель в номере.

Бьюкенен, которому не удалось уговорить женщину за стойкой регистрации присмотреть за подарком сыну, в этот момент занимался тем, что пристраивал коробку с замком под одним из кресел справа от дверей лифта.

– Ты меня слышал? – спросила Васкес.

– Ага.

– И?

– И что?

– Мне это не нравится. Видимость здесь ни к черту. Он откроет дверь, свет у него за спиной, нам в рожи. Он выключает свет – и мы ослепли.

– Да, примерно на секунду.

– Мистеру Уайту более чем достаточно, чтобы как-то среагировать.

– Ты себя слышишь вообще?

– Ты же видел, что он вытворяет с тем ножом.

– Хорошо, – сказал Бьюкенен. – Есть идеи?

Васкес помедлила.

– Ты стучишь в дверь. Я буду в паре футов сзади, с пистолетом в кармане. Если все пойдет не так как надо, я смогу его ликвидировать.

– А почему я должен стучать в дверь?

– Потому что ты ему нравился больше.

– Чушь собачья.

– А вот и нет. Меня он в упор не видел.

– Мистер Уайт никого в упор не видел.

– Кроме тебя.

Подняв руки, Бьюкенен сказал:

– Ладно, ладно. Этот чувак так тебя пугает, что лучше, наверное, если с ним буду говорить я, – он бросил взгляд на свои часы. – До начала шоу пять минут. Или лучше сказать: «До момента пуска пять минут, начинаем отсчет», как-то так?

– Если придется когда-нибудь скучать по работе с тобой, первым в списке будет твое чувство юмора.

– Пока никаких признаков Пахаря, – Бьюкенен взглянул на панель рядом с лифтом: кабина находилась на третьем этаже.

– Он появится здесь точно в одиннадцать-десять.

– Кто б сомневался.

– Ну, что ж… – Васкес отошла от Бьюкенена.

– Погоди, ты куда? Еще четыре минуты.

– И хорошо: наши глаза успеют привыкнуть к темноте.