Сефира и другие предательства

– Как же я рад, что все это вот-вот закончится, – заметил Бьюкенен, но проводил Васкес до конца коридора к номеру мистера Уайта. Она чувствовала, что его распирает от избытка остроумных замечаний, но все же хватает здравого ума помалкивать. Воздух здесь был прохладным, с цветочным ароматом средства для чистки коврового покрытия. Васкес ожидала, что минуты потянутся, предоставив ей достаточно времени, чтобы сложить разрозненные фрагменты информации, которой она располагала, в нечто напоминающее целостную картину, однако едва ее глаза привыкли к полумраку, ведущему к двери номера мистера Уайта, как в следующую секунду мимо нее прошел Бьюкенен. Времени у нее оставалось лишь на то, чтобы вытащить пистолет из-под блузки и опустить руку с ним в правый передний карман брюк – в этот момент костяшки пальцев Бьюкенена постучали в дверь.

Она открылась настолько быстро, что Васкес почти поверила, что мистер Уайт стоял за дверью, дожидаясь их. Источником обрамлявшего его силуэт свечения – мягкого оранжевого оттенка, – был то ли светильник с регулятором, выставленным на минимум, то ли свеча. Судя по тому, что ей удалось разглядеть, мистер Уайт оставался таким же, каким она помнила, – от непослушных волос, скорее серых, чем седых, до несвежего белого костюма. Васкес не могла сказать, были ли его руки пусты. Ее ладонь, сжимавшая в кармане рукоятку пистолета, стала скользкой.

При виде Бьюкенена выражение лица мистера Уайта не изменилось. Он стоял в дверях, разглядывая мужчину на пороге своего номера и Васкес за его спиной, пока Бьюкенен не прочистил горло и не проговорил:

– Добрый вечер, мистер Уайт. Быть может, вы помните меня по Баграму? Я Бьюкенен, моя коллега Васкес. Мы были в команде сержанта Пахаря, мы помогали вам в вашей работе по допросу заключенных.

Мистер Уайт продолжал пристально смотреть на Бьюкенена. Васкес почувствовала, как у нее засосало под ложечкой. Бьюкенен продолжил:

– Позвольте пригласить вас на короткую прогулку с нами. Есть кое-какие вопросы, которые мы хотели бы с вами обсудить, мы проделали долгий путь.

Не говоря ни слова, мистер Уайт шагнул в коридор. Страх, острое желание бежать отсюда как можно быстрее, бурлили в ней и рвались наружу как гейзер.

Бьюкенен сказал:

– Спасибо. Это займет минут пять-десять, не более.

За спиной у нее скрипнул пол. Она оглянулась, увидела Пахаря и в замешательстве не заметила, что тот держит в руке. Кто-то кашлянул, и Бьюкенен рухнул на пол. Снова кашель, и будто снежок, со льдиной внутри ударил Васкес в спину – низко и слева.

Сила ушла из ног. Она стала оседать на пол там, где стояла, клонясь вправо, пока стена не остановила ее падение. Пахарь перешагнул через нее. Пистолет в его правой руке был опущен, в левой он держал небольшую коробочку. Он поднял коробочку, нажал на нее, и настенные бра вспыхнули черно-пурпурным светом, позволившим Васкес увидеть стены, потолок, ковер короткого коридора, покрытые символами, нарисованные как будто в пространстве, сиявшем бледно-белым светом. Распознать большинство из них она не смогла, ей показалось, что видит россыпь греческих символов, но были среди них и незнакомые: круги, разделенные пополам прямыми линиями, пересеченные короткими волнистыми линиями, длинная плавная кривая, похожая на улыбку, еще пересекающиеся линии. Единственным символом, который она знала наверняка, был круг – в жирной линии его окружности имелся разрыв примерно на восьми часах, – внутри круга стоял мистер Уайт и лежал Бьюкенен. Чем бы ни умудрился нарисовать их Пахарь, казалось, что символы парят над поверхностью, на которой он их начертал, – странные созвездия, теснящиеся в непомерно маленьком небе.

Пахарь говорил, и слова, которые он произносил, не походили ни на какие другие, которые Васкес когда-либо слышала, – толстые нити звуков, которые начинались в его горле и раскручивались в воздухе, корчась и извиваясь над ее барабанными перепонками. Сейчас на лице мистера Уайта заиграли эмоции – удивление пополам с тем, что могло показаться недовольством, даже гневом. Пахарь остановился рядом с разорванным кругом и правой ногой перевернул Бьюкенена на спину. Открытые глаза Бьюкенена не мигали, губы тоже оставались приоткрыты. Выходное отверстие в горле тускло поблескивало. Повысив голос, Пахарь договорил фразу, указал обеими руками на тело и отступил к Васкес.