Сегодня мы живы

Матиас явился в роскошный отель чисто выбритым, с набриолиненными волосами и Рыцарским крестом с дубовыми листьями[77]. Он с грацией леопарда прошел сквозь толпу гостей, произведя сильное впечатление не только на женщин, но и на мужчин. Несколько пар танцевали под скучное «нацифицированное» танго, и взгляды партнерш скользили по Матиасу со сладкой истомой – вполне в пандан музыке. Зрелище было гнетущее, но в тот вечер ему почти нравилась холодная и вялая атмосфера, типичная для вечеринок нового рейха. Марионетки в масках кривлялись, изображая веселость, желание, достоинство или скуку. Больше всего они напоминали роботов, лишенных даже намека на жизненную силу. Мрачное и декадентское зрелище торжества разврата. Скорцени сидел один за столиком в дальнем углу, окутанный голубоватым дымом от выкуренных без счета сигарет. Матиас устроился напротив него, появился официант и разлил по бокалам пенистое золотистое шампанское.

– За нас! – Скорцени поднял свой бокал.

Матиас молча последовал его примеру.

– Подул ветер перемен, – произнес оберштурмбаннфюрер. – Абвер лишился ореола святости. Гестапо ведет расследование. Через несколько недель или месяцев со знаменитыми брандербуржцами будет покончено.

Во главе абвера – органа военной разведки и контрразведки в составе Верховного командования вермахта, которой непосредственно подчинялись брандербуржцы, – стоял адмирал Вильгельм Канарис. Старый лис не любил, когда в его дела совали нос посторонние. Гестапо[78] и СД[79], секретные службы СС, пытались развалить абвер. Ходили упорные слухи, что очень скоро будет дана отмашка на ликвидацию Канариса. Элитные отряды диверсантов распустят, они вольются в СС. Для Матиаса подобная перспектива была категорически неприемлема. Скорцени, весело скалясь, напомнил, что он рискует провести остаток войны в роли снайпера на русском фронте – если повезет, или в четырех стенах, за рацией – в том случае, если удача отвернется от него.

Ничего нового Матиас не услышал. Неужели у главного диверсанта рейха нет доводов поубедительнее? Он допил шампанское, бросил рассеянный взгляд на дорожку. Его внимание привлекла жгучая брюнетка с бледным лицом, танцевавшая с виновником торжества Эмилем Яннингсом. Они расслабленно вальсировали, толстяк что-то шептал ей на ухо, причмокивая губами, как слюнявый моллюск. Лицо дамы выражало смертельную усталость. Она поймала взгляд Матиаса и послала ему искусительную улыбку. Скорцени в третий раз наполнил бокалы, предложил Матиасу сигарету, щелкнул роскошной золотой зажигалкой с бриллиантовой инкрустацией в виде черепа и закурил сам.

– Паула фон Флошенбург, – прокомментировал он, заметив обмен взглядами. – Одна из богатейших вдовушек рейха. У меня на нее целое досье. Дамочка может быть нам полезна.

– Не только в постели? – поинтересовался Матиас.

Скорцени улыбнулся, бросил оценивающий взгляд на молодую женщину и пустился в объяснения:

– Я хочу создать новую расу воинов. Новый вид боевых авантюристов. Совершенных существ, идейных и умных, организованных интуитивистов. Людей, способных появляться из воды и с неба, умеющих затеряться, раствориться в толпе во вражеском городе… Стать своими среди чужих.

Ничего нового в этой идее для Матиаса не было. Вынырнуть из воды, выброситься с парашютом, стать другим человеком – он вел такую жизнь уже три года, глотая пыль военных дорог. Впечатление произвели не слова Меченого, а его тон. Музыка смолкла, красавица вдова направилась к своему столу и, проходя мимо Матиаса, коснулась спинки его стула легким ласкающим движением. Завораживающий голос Скорцени сопроводил этот жест:

– Для этого нового человека сама война станет анахронизмом, он будет над ней.

Нацисты жили фантазиями, они были одержимыми и почти всегда казались… бесноватыми, но иногда превращались в искусителей. Скорцени переживал один из таких моментов. Его улыбка напоминала волчий оскал, глаза с расширенными зрачками словно бы вглядывались в иную, вагнеровскую реальность, хотя на самом деле следили за Матиасом. Он был сейчас тем самым новым, совершенным, вдохновенным, идеальным воителем, пребывающим «над схваткой». Это казалось нелепым, но и… заразительным. И Матиас сдался. Ладно, он уступит нелепому детскому желанию Меченого, грезящего о совершенном человеке. Теперь он слушал Скорцени с почти физическим удовольствием:

– Ты и понятия не имеешь о том, что я предлагаю. Это будет невиданное приключение! Воплощение мечты, равной тебе.

Матиас допил пятый по счету бокал. Оркестр покончил с вальсами и заиграл проникновенное танго. Он протянул руку Меченому – в знак согласия, встал и направился приглашать вдову на танец. В постели она оказалась менее «зажигательной», чем на танцевальной дорожке, и на рассвете Матиас сбежал. Эта женщина была такой же унылой, как нацистское танго.