Сегодня ты особенно прекрасна

Тесты доказали, что это хлороформ, как справедливо указал Бобби Кеннеди. Стелла знала, что эту летучую жидкость когда-то широко использовали в качестве ингаляционного анестетика, особенно в стоматологии. Детективы полагали, что средство было использовано специально, чтобы лишить жертвы сознания и беспрепятственно перевезти к месту убийства, где им позволялось прийти в себя.

В каждом случае в левом глазу торчал вонзенный нож длиной не меньше пяти дюймов. Холодное оружие неизменно отличалось высоким качеством и имело сходный дизайн: стилет с узким лезвием. Лица погибших были залиты глазной жидкостью, однако отсутствие крови свидетельствовало о том, что «фирменные знаки» были нанесены посмертно.

Смертельные увечья, вне всякого сомнения, наносились на торс, ноги, руки, гениталии. И снова картина поразительно повторялась: от пятидесяти до шестидесяти проколов, каждый из которых сам по себе не был достаточно глубок, чтобы вызвать фатальную потерю крови. Многие порезы представляли собой длинные, почти параллельные линии вдоль рук и ног. Бросались в глаза сексуальные пытки: грудь каждой жертвы глубоко и многократно проткнута, а живот и вульва испещрены дюжиной жестоких ран в форме кривой турецкой сабли. Завершающий удар неизменно наносился в сердце.

Однообразная картина увечий нарушалась лишь одним исключением, и Стелла моментально отметила его важность.

Раны первой жертвы оказались заметно глубже по сравнению с ранами остальных жертв, так что она должна была умереть от потери крови быстро – возможно, в течение десяти минут.

Однако на телах других девушек остались поверхностные проколы и порезы, что могло привести к медленной смерти – не исключено, что до получаса.

– Быстро учится, – заметила Стелла вслух.

Фостер поднял голову от своих документов.

– В каком смысле?

Она показала на отчеты.

– Специально совершенствует технику, чтобы увеличить время страданий. Мало обратить внимание на глубину ран. Вот, например, первая девушка… как ее зовут? – Стелла заглянула на первую страницу. – Да, Эстер Вейнрайт. Бедняжка! Веревки на руках и ногах оставили сильные ожоги – Эстер пыталась сопротивляться. – Она отложила папку и взяла следующую. – Но смотрите, что происходит с Дженнифер Элстон. Здесь уже не просто ожоги от веревок. Одно запястье порезано до кости, а правое ахиллово сухожилие почти оторвано. Состояние двух оставшихся и того хуже.

Фостер взглянул пристально, с прищуром. Он просматривал фотографии с мест преступлений, но сейчас положил их на стол, откинулся на спинку стула и сцепил пальцы на затылке.

– Сможете выдержать, Стелла? Фотографии жуткие, но холодные описания кажутся мне еще более страшными. По-моему, вы побледнели.

Она нетерпеливо покачала головой.

– Ерунда. Я в полном порядке. Но ведь это дело… особенное, правда?

Фостер кивнул и подошел к кофеварке, о которой позаботился заранее.

– Точно. По сравнению с этим затейником маркиз де Сад кажется добрым старым Санта-Клаусом. – Он налил две кружки. – Сливки? Сахар?

– Если можно, и то, и другое. – Стелла отодвинула папки подальше. – Я изучила множество известных истории случаев психопатических убийств, – проговорила она медленно. – В большинстве присутствовали элементы садизма, часто сексуального садизма, но это… Признайтесь честно, Ли, вам доводилось сталкиваться с подобной жестокостью?

Фостер покачал головой.

– Если честно, то нет. Большинство маньяков, известных по собственному служебному опыту или по отчетам коллег, сосредоточены в первую очередь на самом убийстве. Но, как вы справедливо заметили, наш герой старается максимально оттянуть финал. Для него смысл действа заключается в боли и в возможности как можно дольше причинять мучительные страдания. Смерть жертвы становится досадным неудобством, а удар ножом в глаз наносится не ради убийства: к этому времени девушки уже мертвы. Это своего рода автограф. Вы уже добрались до отпечатков пальцев?

– Нет. Но уже знаю, что он не надевает перчаток. То есть не боится оставить на месте преступления конкретные следы. – Стелла снова открыла папку. – Не беспокойтесь; избавлю вас от хлопот. Его отпечатки остались на всех ножах – по крайней мере, на ручках, потому что с лезвий они стираются во время ударов. Он просто об этом не заботится.

– Не странно ли?

– Странно. Обычно именно после убийства в состоянии страсти преступник пытается замести следы. Но ведь эти убийства совершены не по страсти, верно? Они скорее похожи на хирургические операции, тщательно продуманные от начала до конца. А вот в отношении отпечатков пальцев убийца проявляет странное легкомыслие. Пока не понимаю, что за игру затеял этот парень.

Стелла задумалась, рассеяно вытряхнула из лежавшей на столе пачки сигарету и закурила.

– О, простите, Ли, – проговорила она неожиданно. – Вам не предложила.

Фостер отмахнулся.

– Не сейчас, спасибо. Но я рад, что вы назвали меня по имени.

– Что? Ах да, конечно… итак, вот эти отпечатки. Судя по всему, пока соответствие не найдено.