SEGUI IL TUO CUORE (ЛП)

Да. Если бы это делал кто-то другой. В исполнении же Курта всё обретало иной смысл. И Блейн знал его слишком хорошо, чтобы продолжать верить в то, что речь всё ещё шла о простой случайности, когда он заметил, например, тщательность, с которой Курт одевался, чтобы оставаться в доме с ним.

Или, лучше сказать, тщательность, с которой он раздевался.

Когда он впервые увидел Хаммела, вышедшего из ванной, с одним лишь небольшим полотенцем, которое едва прикрывало его бёдра выше колен и на вид слишком слабо держалось на талии, грозя в любой момент развязаться и упасть, он чудом не хлопнулся в обморок.

Андерсон спасся, промямлив, что должен пойти и купить себе сигарет – хотя и не курил, и было уже около двух часов ночи – и выскочил из дома со скоростью света.

Для него стало очень трудно стараться игнорировать эти лёгкие прикосновения, и эти откровенные и продолжительные взгляды на своём теле. Хотя он и притворялся, будто не замечает их, в действительности, он всё видел, да ещё как! Он буквально ощущал на себе их жар почти болезненно.

Короче, он больше не был мальчиком, который не знал, что такое секс. Теперь он был ему не просто знаком, но и необходим. И, чёрт возьми! Он хотел его с Куртом.

Он хотел его так чертовски сильно!

Курт не мог играть с ним в эти игры и всерьёз ожидать, что Блейн не сорвётся однажды, не нагнёт его прямо на кухонном столе, чтобы владеть им дни напролёт.

Когда Курт впервые попытался зайти с ним дальше кокетства, спрашивая, как смотрелись на его заднице – именно так он и сказал – особенно узкие джинсы, совершив пируэт, чтобы продемонстрировать как следует предмет обсуждения, Блейн не выдержал и сказал, что, если быть искренним, эти штаны вызывают у него желание оттрахать его до бессознательного состояния.

Возможно, ответ получился слишком грубым и вульгарным, но он хотел, чтобы Курт понял, что это были опасные игры, и прекратил их, раз и навсегда.

Но Курт удивил его, незамедлительно ответив в тон и без колебаний, что, пожалуй, именно на такую реакцию он и рассчитывал. Затем он покраснел и торопливо удалился.

Блейн застыл неподвижно посреди коридора минут на десять.

Ответ, который он получил, вызвал серию весьма интересных образов в его голове, это так, но именно тот внезапный румянец на щеках Курта зацепил его больше, чем всё остальное. И не то чтобы остальное зацепило его слабо.

На мгновение он снова увидел перед собой напуганного мальчика из Лаймы, в которого влюбился. И это был запрещённый удар.

Но он сумел сдержаться. Ещё раз.

Ему приходилось повторять себе это несчётное число раз на дню. Он был там не для того, чтобы получить ещё один шанс с Куртом, нет, он просто не мог поступить так с Себастианом. Он был там, чтобы помочь своему другу, лучшему другу; ничего из того, что он испытывал или думал, что всё ещё испытывал, к этому парню не имело значения.

Это стало своего рода мантрой для него. Он повторял себе это с того момента, как открывал глаза и до того, когда ложился спать.

В мучительном одиночестве, без Курта.

Он мысленно кричал себе это каждый раз, когда Курт выставлял перед ним напоказ задницу, затянутую в эти проклятые узкие джинсы, те самые, которые были прерогативой посещений Бастиана и которые теперь, кто знает как, стали также одеждой для вечеров, проводимых дома с Блейном.

И каждый раз это звучало менее убедительно, чем в предыдущий.

Но делал он это, прежде всего, потому, что знал – если поставить Курта перед последствиями того, что он творил, Хаммелу станет слишком плохо от чувства вины по отношению к Бастиану. Андерсон знал его слишком хорошо, чтобы не понимать, что всё закончится именно так. И это было одной из тех вещей в нём, которые он по-прежнему любил. Самоотверженность, с которой Курт посвящал себя другим, с которой способен был забыть о себе самом, чтобы быть рядом с тем, кто в этом нуждается.

Для него, видеть, каким мужчиной стал Курт, какие перемены произошли в мальчике, которым Блейн его помнил, было дополнительной причиной сближения.

Ему нравилось то, что он видел. Даже слишком.

Когда они вместе искали Брандо, который не возвращался домой уже более десяти дней, что до смерти волновало Курта, он получил возможность вновь увидеть самоотверженность и мужество, которые тот вкладывал в то, что делал, даже если это его пугало.

Был момент, когда Курт позволил беспокойству взять верх и снова начал плакать.

Но, прежде чем Блейн успел оказаться рядом, чтобы обнять его и заверить, что с Брандо всё будет в порядке, Курт утёр глаза рукавом, сказал «Хватит плакать!» и принялся опять звать кота, ища его по переулкам поблизости с их домом.

Да, он любил мужчину, которым тот стал, как в своё время любил мальчика.

Но правда была в том, что Курт забыл его. И, несмотря на то, что сейчас они жили в тесном контакте, продолжал, ничего не помнить о нём.

Осознание этого всё тяжелее давило на плечи Блейна.

Он надеялся, даже верил, что, может, в конце концов, Хаммел вспомнит. Если он вооружится терпением, верой, мужеством. Но в течение всего этого времени получил лишь маленькое воспоминание.