– Тише, девочки, это всего лишь я, – успокаиваю я их.
Скрипя зубами, я беру электрический ящик и кладу его на солому. Деревянные лопасти и медный двигатель уютно лежат бок о бок, и я беру кусок клеёнки и прикрываю их от снега. Надеюсь, снег не успел причинить им вреда, ведь они пролежали на улице совсем недолго. И если мне удастся уговорить Тода перенести их на его чердак, они будут в безопасности.
Тод.
Я поднимаю голову.
Слева от меня с крыши тянется водосточная труба, и я обхватываю её рукой, чтобы забраться на парапет. Металл такой ледяной, что у меня горят пальцы, поэтому я стараюсь двигаться как можно быстрее и лезу прямо через облако сажи и дыма из нашей трубы, пока не перекатываюсь в водосток.
Хотя всё небо закрыто летящим снегом, на улице не совсем темно. Где-то высоко светит луна, и если облака рассеются, город будет выглядеть сказочно.
Снег густо облепил внешнюю сторону крыши. Даже чахлые деревца, растущие из жёлоба, покрыты снегом. Я перекидываю ногу через переднюю часть крыши, чтобы добраться до безопасного жёлоба посередине. В конце водостока среди кружащегося снега возвышается соседская труба. Я много раз залезал на неё, и хотя все выступы обледенели, мне хватает минуты, чтобы добежать по крышам до площади. Оттуда я соскальзываю на землю, пробегаю мимо «Бофора», потом по гравию и забираюсь на крыши больших домов на восточной стороне. Я мог бы пройти по земле, но сверху вид намного лучше.
Снег уже успел намести вокруг труб, так что крыши выглядят неровными – они наполовину голые и наполовину покрыты белым одеялом. Я выпрямляюсь во весь рост и заглядываю за парапет. Сквозь снег замечаю улицу внизу, но все очертания нечёткие, как будто я вижу землю или себя во сне.
– Атан! – Рядом со мной возникает Тод. Он перелезает через крышу над крыльцом и кладёт подбородок на покрытый черепицей конёк.
– Смотри! – говорю я и вытаскиваю из кармана сферу.
– Что это такое?
– Думаю, это его чертежи, но я не могу её открыть.
Тод внимательно смотрит на сферу. В свете луны и мерцании снега я отчётливо вижу его лицо. Оно всё чёрно-белое, но хорошо освещено.
– Где ты её нашёл? Я всё там осмотрел.
– Она была в тайнике мистера Чэня.
– Да ладно! – Тод выхватывает у меня сферу и принимается её крутить и вертеть. – Ну же! Вряд ли это так трудно. Не бывает ничего слишком трудного.
Он продолжает поворачивать сферу. Его пальцы ощупывают мозаику, и луны сияют на фоне белого снега. Внезапно меня озаряет.
– Нажми-ка на эти белые части, а я её поверну.
Раздаётся лёгкий звон. Сфера раскрывается, как цветок.
– Вот это да! – Тод смотрит на меня.
Я засовываю пальцы внутрь сферы, почти ожидая, что меня схватит какое-нибудь изобретение мистера Чэня, спрятанное в темноте, но вместо этого слышу шорох бумаги. Я принимаюсь тянуть, и из сферы медленно появляется сложенный листок.
На мою руку падает одинокая снежинка.
– Разверни, – говорит Тод и накрывает нас курткой.
Бумага толстая. Она свёрнута в три раза, и я разворачиваю её. Лист такой большой, что нам приходится держать его вдвоём. Но в темноте я не вижу ничего, кроме большого треугольника с чернильными отметками.
– Это и есть чертежи? – шёпотом спрашивает Тод.
– Думаю, да, – отвечаю я.
Мы смотрим на них в свете луны, отражённом от снега.
– Я ничего не понимаю, – говорит Тод.
– А я, кажется, понимаю.
Тод заглядывает мне через плечо. Я провожу пальцами по линиям, пытаясь понять, как соединяются части, и тут слышу, как внизу опускается оконная рама.
Мы застываем на месте.
– Вы снова здесь? – раздаётся мужской голос.
Тот же самый человек, который пару дней назад схватил Тода за шею.
Тод медленно встаёт, случайно задевает трубу, и снежный ком соскальзывает с крыши и падает на улицу.
– Нечего притворяться, будто вас там нет, – продолжает голос.
Я приподнимаюсь, держась рукой за скат крыши.
– Мальчик, ты же поклялся жизнью своей сестры, не забывай. – Оконная рама с грохотом опускается, сотрясая весь дом и осыпая нас хлопьями снега.
– У него совсем нет чувства юмора, – замечает Тод, засовывая комок снега мне за воротник. Он поворачивается и бежит обратно мимо дома.
– Тод! Не вздумай… – кричу я, засовываю сферу и чертёж в карман и несусь следом за ним по замёрзшей слякоти на площади, а потом вверх по водосточной трубе высотой больше пяти этажей, пока снова не замечаю его в вихре снега, и внезапно всё вокруг становится ясным и чётким.
Я перелезаю через парапет. Я вспотел под курткой, но пальцы по-прежнему ледяные. Лунный свет падает на заснеженную черепицу, высвечивая мягкие очертания коньков крыш. Мир выглядит почти совершенным, чёрно-белым, без мёртвых листьев и мёртвых чаек. У наших ног клубится туман, а наверху чёрное небо мерцает миллионами звёзд, и воздух искрится от мороза. Грядут холода.
Тод соскальзывает с крыши и ложится на спину прямо на снег.
– Здорово! – говорит он. – Твоя бабуля уверяет, что на морозе звёзды блестят сильнее, чтобы указать путь ангелам, когда они спустятся забрать людей, умерших от холода в канаве.
– Чушь! – отвечаю я.