Читаем Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее полностью

Поясню свою мысль. Я утверждаю, что культурная эволюция сотни тысяч лет, а может быть, и дольше двигала эволюцию генетическую, поэтому считаю разумным ожидать, что между, скажем, представителями нашего вида, жившими 150 тысяч лет назад и 50 тысяч лет назад, были генетические различия. На протяжении этого периода мы занимались самоодомашниванием. А при разговоре о группах вроде неандертальцев я хочу лишь сказать, что по материальным данным нельзя судить о врожденном интеллекте, ничего не зная о размере и взаимосвязанности популяции, и что тогда, как и сейчас, шла культурная эволюция, движимая межгрупповой конкуренцией.

Такое представление о культурной эволюции наводит еще на одну мысль о технологии и эволюционной истории нашего вида. Наша эволюция шла не по прямой. Исследователи ищут самые ранние свидетельства появления, скажем, огня, копий, оружия с рукоятками, рыболовных крючков, украшений, торговли, костяных орудий и пр., а затем слишком часто предполагают, что, стоило их изобрести, и после этого они существовали всегда или по крайней мере до тех пор, пока им на смену не приходило что-то лучшее. Они представляют себе картину непрерывного, пусть и иногда буксующего технического прогресса. Однако все данные, приведенные на этих страницах, указывают, что расцвет технологии и нематериального ноу-хау зависит от взаимодействия экологических условий, колебаний среды, эпидемий и социальных институтов. Группы могут потерять ноу-хау и так и не восстановить его, и это случается сплошь и рядом. Рассмотрим хотя бы такую драгоценность, как лук и стрелы. На сегодня данные указывают, что луки и стрелы, вероятно, возникли в Африке 70–60 тысяч лет назад, хотя некоторые ученые называют значительно более раннюю дату. Между тем у австралийцев на момент контакта с европейцами не было ни луков, ни стрел. Целый континент охотников-собирателей располагал только копьями, метательными дубинками и бумерангами. Мы уже видели, что носители дорсетской культуры утратили луки, что дорого им обошлось, когда нагрянули инуиты. Кроме того, лук и стрелы были утрачены в Океании, причем, похоже, неоднократно. Оказывается, человеческие группы то и дело теряют ноу-хау, позволяющее изготавливать стрелы и луки, как и суда, пригодные для океанских плаваний, и гончарное дело. Как уже отмечалось, некоторые группы охотников-собирателей утратили даже навыки разведения огня22.

Поскольку люди палеолита сталкивались с более тяжелыми и стремительно менявшимися условиями, чем наши предки на протяжении всей письменной истории, нам следует ожидать, что технологическая эволюция шла беспорядочно, знала и бурные рывки, и внезапные провалы, когда какие-то популяции резко сокращались, рассеивались или так или иначе теряли взаимосвязанность. Данные это подтверждают. Однако палеоантропологические данные по сути своей фрагментарны и обрывочны, и это оставляет много простора для неопределенности23.

Итак, культурному виду, чтобы создавать сложные технологии, гораздо важнее быть социальным, чем умным от природы, а поэтому, когда мы наблюдаем расцвет технологии или других проявлений культуры, нам следует для понимания причин этого культурного расцвета учитывать и царство социального – институты, брачные практики и обрядовость. А генетические объяснения культурного процветания, напротив, стремятся связать сложные продукты кумулятивной культурной эволюции вроде языков с генетическими различиями. Однако появление сложных языков само по себе не просто не объясняет культурное процветание, но и отражает всего один из продуктов кумулятивной культурной эволюции и подвержено влиянию тех же сил, что и наборы орудий труда. К этому мы вернемся в главе 13.

Орудия и нормы делают нас умнее

Коллективный мозг делает каждого из нас в отдельности умнее даже безо всякой генетической эволюции. Чем больше и взаимосвязаннее группа, тем больше она генерирует орудий, расширенных корпусов ноу-хау и изощренных технологий. Когда индивиды усваивают такие расширенные репертуары, они получают способность решать больше задач (самостоятельно), в том числе и таких, какие они вообще не смогли бы решить без этих знаний. В долгосрочной перспективе такие сконструированные культурой миры, полные концепций, орудий, приемов, процедур и эвристики, благоприятствуют естественному отбору генов, обеспечивающих более утонченные когнитивные способности. Однако оставим пока гены и предположим, что они не меняются. Культурная эволюция все равно сделает нас умнее24.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Как изменить мир к лучшему
Как изменить мир к лучшему

Альберт Эйнштейн – самый известный ученый XX века, физик-теоретик, создатель теории относительности, лауреат Нобелевской премии по физике – был еще и крупнейшим общественным деятелем, писателем, автором около 150 книг и статей в области истории, философии, политики и т.д.В книгу, представленную вашему вниманию, вошли наиболее значительные публицистические произведения А. Эйнштейна. С присущей ему гениальностью автор подвергает глубокому анализу политико-социальную систему Запада, отмечая как ее достоинства, так и недостатки. Эйнштейн дает свое видение будущего мировой цивилизации и предлагает способы ее изменения к лучшему.

Альберт Эйнштейн

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Политика / Образование и наука / Документальное