Если вы не лингвист, все это, вероятно, звучит логично или по крайней мере не откровенно глупо. Почему, собственно, языки не могут вести себя как все остальные области культуры? Наверное, никто не станет отрицать, что орудия, которыми пользовались тасманийцы, были не такими сложными и разнообразными, как орудия аборигенов Виктории или современных австралийцев, живущих в Мельбурне. И лишь немногие будут отрицать, что у разных обществ очень разные институты и что эти институты способны влиять на экономический успех. Большинство согласится, что – по крайней мере в принципе – вполне возможно, что институты носителей пама-ньюнгских или инуитских языков способствовали их экспансии. Однако лингвисты и лингвоантропологи, напротив, часто предполагают, что все языки более или менее равны по параметрам, которые нас должны интересовать: что они одинаково легко учатся, одинаково эффективны и выразительны2
. Эту точку зрения обычно сопровождает мысль, что нелингвистические факторы влияют на языки относительно слабо – языки словно бы герметически отгорожены от остального мира. Два этих предположения в совокупности препятствовали культурно-эволюционным подходам к языку. Однако в последнее время эти интеллектуальные баррикады начали трескаться, поскольку ученые пользуются недавно составленными базами данных о языках, позволяющими исследовать язык как продукт культурной эволюции. Поговорим об этом подробнее.Культурная адаптация коммуникативных репертуаров
Пожалуй, никто не станет спорить, что языку учатся у окружающих, то есть он передается через культуру. Еще до рождения плод усваивает элементы звуков и ритмов языка, на котором говорит его мать. Младенцы быстро начинают внимательно следить за движениями губ и языка окружающих и предаются голосовой мимикрии, обеспечивая себе мгновенную обратную связь для адаптивного обучения. Мозг младенца формирует специализированные фонемные (звуковые) фильтры, позволяющие ребенку хорошо распознавать звуки, релевантные для местного языка, и игнорировать нерелевантные. Примерно к концу первого года жизни дети интерпретируют указательный жест как приглашение обратить на что-то внимание и задолго до того, как начнут говорить, общаются при помощи указательных жестов и эмоциональных реакций. Младенцы и маленькие дети быстро и неосознанно усваивают элементы этих коммуникативных систем при помощи тех же критериев культурного обучения – компетентности, надежности, этнической принадлежности (диалект), – что и при обучении социальным нормам, практикам и обращению с орудиями (см. главу 4). Обучающиеся видят, как их модели применяют слова или жесты,
Этот культурно-эволюционный процесс шел на протяжении эпох и снабдил человеческие популяции мощными наборами коммуникативных инструментов. В такие наборы входят сложные репертуары элементов – жесты, позы, выражения лиц, различные вокализации, в том числе щелканье, свист, кряхтение, урчание, шипение и писк. Эти системы, подобно нашим наборам инструментов для обработки пищи, адаптировались к местным условиям и подвержены влиянию примерно тех же факторов, которые влияют и на другие аспекты культуры. Начнем с некоторых неречевых элементов нашего репертуара, поскольку они напоминают нам, что (1) речь – это всего лишь один компонент нашей коммуникационной системы, хотя и имеющий колоссальное значение в современных репертуарах, и что (2) мы, люди, способны приписывать смысл не только речи, но и огромному диапазону поведенческих проявлений, поскольку умеем делать выводы относительно намерений коммуникаторов. Кроме того, неречевые элементы помогают понять, какими могли быть первые коммуникативные системы, которыми пользовались наши предки.
Илл. 13.1. Стандартный жестовый язык индейцев Великих равнин. Знаки “Говори” и “Безумие”