Читаем Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее полностью

Подход к вычислениям в уме у пользователей счетов резко отличается от приемов, которые используют типичные западные студенты: они, столкнувшись с той же задачей, опираются в основном на лингвистические инструменты (числительные). Таким образом, счеты – это ментальный протез, который пользуется особенностями нашей зрительной памяти и благодаря этому снабжает нас интеллектуальной мощью, какую тем, кто не знаком с этим простым, но изящным инструментом, трудно даже вообразить27. Однако теперь, когда мы обратимся к языку, стоит отметить, что при счете в уме и западные студенты, и пользователи счетов вынуждены опираться на продукты кумулятивной культурной эволюции.

Глава 13

Коммуникативные инструменты и правила их применения

Происхождение и эволюция языка столетиями будоражили наше воображение1. Языковые способности появляются у маленьких детей будто по волшебству, когда те безо всяких усилий усваивают замысловатый коммуникативный репертуар, хотя их никто специально не учит. Но еще поразительнее, что даже умелым ораторам подчас трудно объяснить, какие грамматические правила и иерархические структуры, нередко сложные и неочевидные, стоят за непрерывным потоком звуков, изливающимся у них изо рта. Они говорят – и все. Как же объяснить легкость, с которой дети усваивают язык, и немыслимую сложность этого языка, которую его носители сами не осознают – и при этом как-то умудряются говорить?

Исследования из разных дисциплин независимо дают результаты, указывающие на один ответ: языки возникают в результате длительной кумулятивной культурной эволюции. Как и другие аспекты культуры, в том числе сложные технологии, обряды и институты, наши репертуары коммуникативных инструментов, в том числе речь и язык, развивались эволюционно посредством культурной передачи на протяжении поколений, чтобы улучшить точность и качество коммуникации и приспособиться к особенностям местных коммуникативных контекстов, в том числе к физической среде и к социальным нормам (например, табу). Таким образом, языки – это культурная адаптация для коммуникации.

Системы коммуникации должны были адаптироваться (культурно) к нашему мозгу, задействовав особенности нашего обезьяньего мышления, и при этом они создали новые требования отбора к нашей генетике, чтобы сделать из нас отменных коммуникаторов.

Это давление отбора на гены было очень сильным. Оно оказало мощнейшее воздействие и на анатомию, и на психологию человека: сдвинуло гортань глубже, чтобы расширить наш вокальный диапазон, освободило язык и сделало его подвижнее, осветлило области вокруг радужных оболочек глаза (белки глаз), чтобы легче читалось направление взгляда, и снабдило нас врожденными способностями к голосовому подражанию, а также мотивацией пользоваться коммуникативными подсказками вроде указательных жестов или зрительного контакта.

Многие попытки понять эволюцию языка оказываются неудачными потому, что на проблему смотрят сквозь призму, которая дает слишком узкий фокус. Если поместить язык в контекст общего репертуара коммуникативных способностей нашего вида, а затем все это рассматривать как результат культурно-генетической коэволюции, мы начнем различать синергетические отношения между орудиями, практиками, нормами, коммуникацией и языком. Языки – это подмножества культуры, состоящие из коммуникативных инструментов (слов) и правил их применения (грамматики). Многие трудности в понимании происхождения и эволюции языка сильно уменьшатся, если (1) понять, как культурная эволюция конструирует сложные, но легко выучиваемые репертуары в отсутствие изобретателей и целенаправленного замысла, и (2) осознать, что язык – всего лишь одна из составных частей широкого синергетического процесса культурно-генетической коэволюции.

Моя мысль заключается в том, что культурная эволюция позволила нашим предкам долгое время копить, усваивать и совершенствовать много полезных коммуникативных элементов и превращать их во все более сложные репертуары, в точности как было с институтами и технологиями. Поскольку этот процесс накопления не оставляет материальных следов, которые палеоантропологи могли бы раскопать, мы не можем наблюдать его непосредственно. Тем не менее, если я прав, в коммуникативных системах и ныне существующих, и известных по историческим данным сообществ должны сохраниться разнообразные следы работы культурной эволюции, и мы их разглядим, если присмотримся повнимательнее. Прежде всего мы увидим, что коммуникативные системы адаптированы к требованиям местных условий (это культурные адаптации), в которые входят и социальная, и физическая среда. Далее мы увидим, что условия культурной эволюции могут влиять на размер и сложность коммуникативных репертуаров. Численность и взаимосвязанность сообществ, говорящих на том или ином языке, как и в случае технологий, влияет на словарный запас, фонемный инвентарь и грамматические инструменты.

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное