Читаем Секрет нашего успеха. Как культура движет эволюцией человека, одомашнивает наш вид и делает нас умнее полностью

Разумеется, нельзя исключать, что существует третья разновидность статусной иерархии, которую еще предстоит выявить, эффективно описать и изучить. Это должен быть вид престижа, но без компонентов, связанных с приобретением информации. Некоторые ученые, например, предположили, что статус может определяться богатством, доходом и образованием. Как известно, социолог Макс Вебер выделял три типа статуса, два из которых примерно соответствуют доминантности и престижу (обсуждение см. в работе Henrich, Gil-White 2001). Третий тип основывался на богатстве. Однако богатство, как и доход и образование, – это всего лишь показатель либо (1) мастерства, знаний и успеха (престиж), либо (2) контроля над затратами и выигрышами (доминантность). Более того, с любой эволюционной точки зрения богатство может накапливаться в руках одного человека только при наличии набора социальных норм и институтов, обеспечивающих соблюдение прав собственности. В мире приматов, где нет социальных норм, если у тебя сто бананов, а у нас ноль, ты сможешь оставить себе ровно столько бананов, сколько в состоянии отстоять силой.

13 Меры престижа и доминантности, основанные на оценках товарищей по группе, описаны и валидированы в работе Cheng, Tracy, Henrich 2010. Анализ игры “Потерявшиеся на Луне” см. у Cheng et al. 2013.

14 Да, все эти результаты применимы и к женщинам (Cheng et al. 2013, Cheng, Tracy, Henrich 2010).

15 Об эффекте хамелеона см. Gregory, Webster, Huang 1993, Gregory, Dagan, Webster 1997 и Chartrand, Bargh 1999.

16 Gregory, Webster 1996.

17 Я позволил себе осовременить термин “Жа-Жа-фактор” Нила Гэблера, поскольку некоторые читатели, вероятно, уже не знают, кто такая Жа Жа Габор. Сюда же можно отнести и термины famesque – знаменитость, ставшая знаменитой благодаря своей славе, – и celebutante – начинающая знаменитость, старлетка. Подробнее об этих терминах можно почитать в Википедии.

18 Watts 2011 (Уоттс 2012).

19 Исследования младенцев описаны в работе Thomsen et al. 2011. Из похожего исследования (Mascaro, Csibra 2012) следует, что младенцы хорошо понимают, что отношения доминантности сохраняются в разных контекстах, но не предполагают, что они транзитивны.

20 Поскольку престиж возник в ходе эволюции значительно позднее доминантности, неудивительно, что он позаимствовал у нее некоторые эмоции и способы демонстрации (Henrich, Gil-White 2001). Эти способы демонстрации, как и многие позы, жесты и выражения лица у человека, входят в сложную систему обратной связи, в которой внутренние мотивы и особенности контекста подталкивают человека к тому, чтобы что-то выразить, но при этом демонстрация вызывает психологическую и физиологическую обратную связь. Например, когда студентам предлагают преднамеренно принять позы, которые зрительно либо увеличивают, либо уменьшают размеры тела, в ходе дальнейших экспериментов они начинают и вести себя так, словно обладают высоким или низким статусом, например, охотнее рискуют и лучше переносят боль. Позы доминантности и покорности, вероятно, даже вызывают предсказуемые изменения уровней тестостерона и кортизола (Bohns, Wiltermuth 2012, Carney, Cuddy, Yap 2010), хотя эти результаты требуют дальнейшей проверки.

21 Способы демонстрации гордости и стыда одинаковы и узнаваемы в самых разных обществах (Tracy, Matsumoto 2008, Tracy, Robins 2008, Fessler 1999), даже среди маленьких детей (Tracy, Robins, Lagattuta 2005), и они автоматически и бессознательно передают окружающим информацию о статусе или по крайней мере о представлениях демонстрирующего о своем статусе.

22 Связь между этими сторонами гордости, престижа и доминантности установлена в работе Cheng, Tracy, Henrich 2010. Об уровне гормонов см. Johnson, Burk, Kirkpatrick 2007.

23 Fessler 1999 и Eibl-Eibesfeldt 2007.

24 Разницу между доминантностью и престижем показывает и то, как обладатели низшего статуса регулируют дистанцию. При доминантности подчиненные стараются держаться на почтительном расстоянии от доминантных особей, поскольку те подвержены внезапным приступам гнева – этот механизм, вероятно, развился в ходе эволюции, чтобы напоминать и подчиненным, и сторонним наблюдателям, кто здесь главный, а может быть, и держать подчиненных в состоянии хронического стресса, чтобы снизить их репродуктивный успех, подорвав их здоровье и когнитивные способности (Silk 2002). Напротив, в иерархии престижа подчиненные стараются быть поближе к обладателю престижа и стремятся общаться с ним. Вот почему у обладателей престижа есть “свита” или “последователи”.

25 Brown 2012.

26 История Брук Астор рассказана в статье в New York Times (Mar. 30, 2002, Alex Kuczynski); см. также Potters, Sefton, Vesterlund 2005. Подобным же образом председатель попечительского совета Университета Джонса Хопкинса говорил: “В принципе, все мы лишь чьи-то последователи. Если я могу заставить кого-то стать лидером, остальные последуют за ним. На этот рычаг я могу давить много раз” (Kumru, Vesterlund 2010).

Перейти на страницу:

Все книги серии Книжные проекты Дмитрия Зимина

Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?
Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных?

В течение большей части прошедшего столетия наука была чрезмерно осторожна и скептична в отношении интеллекта животных. Исследователи поведения животных либо не задумывались об их интеллекте, либо отвергали само это понятие. Большинство обходило эту тему стороной. Но времена меняются. Не проходит и недели, как появляются новые сообщения о сложности познавательных процессов у животных, часто сопровождающиеся видеоматериалами в Интернете в качестве подтверждения.Какие способы коммуникации практикуют животные и есть ли у них подобие речи? Могут ли животные узнавать себя в зеркале? Свойственны ли животным дружба и душевная привязанность? Ведут ли они войны и мирные переговоры? В книге читатели узнают ответы на эти вопросы, а также, например, что крысы могут сожалеть о принятых ими решениях, воро́ны изготавливают инструменты, осьминоги узнают человеческие лица, а специальные нейроны позволяют обезьянам учиться на ошибках друг друга. Ученые открыто говорят о культуре животных, их способности к сопереживанию и дружбе. Запретных тем больше не существует, в том числе и в области разума, который раньше считался исключительной принадлежностью человека.Автор рассказывает об истории этологии, о жестоких спорах с бихевиористами, а главное — об огромной экспериментальной работе и наблюдениях за естественным поведением животных. Анализируя пути становления мыслительных процессов в ходе эволюционной истории различных видов, Франс де Вааль убедительно показывает, что человек в этом ряду — лишь одно из многих мыслящих существ.* * *Эта книга издана в рамках программы «Книжные проекты Дмитрия Зимина» и продолжает серию «Библиотека фонда «Династия». Дмитрий Борисович Зимин — основатель компании «Вымпелком» (Beeline), фонда некоммерческих программ «Династия» и фонда «Московское время».Программа «Книжные проекты Дмитрия Зимина» объединяет три проекта, хорошо знакомые читательской аудитории: издание научно-популярных переводных книг «Библиотека фонда «Династия», издательское направление фонда «Московское время» и премию в области русскоязычной научно-популярной литературы «Просветитель».

Франс де Вааль

Биология, биофизика, биохимия / Педагогика / Образование и наука
Скептик. Рациональный взгляд на мир
Скептик. Рациональный взгляд на мир

Идея писать о науке для широкой публики возникла у Шермера после прочтения статей эволюционного биолога и палеонтолога Стивена Гулда, который считал, что «захватывающая действительность природы не должна исключаться из сферы литературных усилий».В книге 75 увлекательных и остроумных статей, из которых читатель узнает о проницательности Дарвина, о том, чем голые факты отличаются от научных, о том, почему высадка американцев на Луну все-таки состоялась, отчего умные люди верят в глупости и даже образование их не спасает, и почему вода из-под крана ничуть не хуже той, что в бутылках.Наука, скептицизм, инопланетяне и НЛО, альтернативная медицина, человеческая природа и эволюция – это далеко не весь перечень тем, о которых написал главный американский скептик. Майкл Шермер призывает читателя сохранять рациональный взгляд на мир, учит анализировать факты и скептически относиться ко всему, что кажется очевидным.

Майкл Брант Шермер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов
Записки примата: Необычайная жизнь ученого среди павианов

Эта книга — воспоминания о более чем двадцати годах знакомства известного приматолога Роберта Сапольски с Восточной Африкой. Будучи совсем еще молодым ученым, автор впервые приехал в заповедник в Кении с намерением проверить на диких павианах свои догадки о природе стресса у людей, что не удивительно, учитывая, насколько похожи приматы на людей в своих биологических и психологических реакциях. Собственно, и себя самого Сапольски не отделяет от своих подопечных — подопытных животных, что очевидно уже из названия книги. И это придает повествованию особое обаяние и мощь. Вместе с автором, давшим своим любимцам библейские имена, мы узнаем об их жизни, страданиях, любви, соперничестве, борьбе за власть, болезнях и смерти. Не менее яркие персонажи книги — местные жители: фермеры, егеря, мелкие начальники и простые работяги. За два десятилетия в Африке Сапольски переживает и собственные опасные приключения, и трагедии друзей, и смены политических режимов — и пишет об этом так, что чувствуешь себя почти участником событий.

Роберт Сапольски

Биографии и Мемуары / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука

Похожие книги

История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное