Секретарь

Женька не закончил, потому что ветки сирени качнулись, и появился Тёмыч. А так Журавский, наверное, дальше мог бы посетовать на косность врачей в этом вопросе. На недальновидность и круговую поруку. Ну и развить теорию, что стоматологи сливают слюну у пациентов не в канализацию, а в специальные хранилища. Потом ванны из неё принимают.

Бэ-э.

— Хай, пацаны!

Тёмыч был в длинных джинсовых шортах и в толстовке с капюшоном. На наспех отмытой голове торчком стояли светлые волосы. Ершистым антенным полем. Щурился он то левым, то правым глазом, словно дневной свет для него был чересчур ярок. Ну, да, а как же — ночное существо. Геймер, усмиритель демонов и прочей нечисти.

— Браза. Браза.

Тёмыч постукал кулаком в подставленные кулаки.

— Привет. Это твой.

Лёшка достал ещё один «сникерс». Женька, который свой батончик уже съел, завистливо проводил его глазами.

— Ну, что, — сказал Тёмыч, присаживаясь на скамью и срывая со «сникерса» обёртку, — командиры собрались. Риди. Режим «топ сикрет». Кто делает доклад по состоянию дел?

— Я, — сказал Лёшка.

— А квас? — спросил Тёмыч.

— Юсэбэл, — сказал Женька.

— Чего-о? — не понял Тёмыч.

— Пей.

— Произношение у тебя, конечно, — скривился Тёмыч, подтягивая к себе бутылку. — Вот далеко не айс. Я какую-то «Изабель» услышал.

— Ты Лёху слушай.

— Я слушаю.

— Вот и слушай.

— Только он молчит. Чего слушать-то?

Лёшка смотрел на друзей и улыбался. Они казались ему смешными. Препираются, фыркают, делят квас. У них было что-то общее с Иахимом и Эраном.

— Лёха, эй!

— Да, — очнулся Лёшка.

— Ты куда там отъехал? — спросил Женька.

— Задумался.

— Мы готовы, — сказал Тёмыч. — Грузи.

— Вы только постарайтесь воспринять всё серьёзно, — сказал Лёшка. Он выудил из кармана и подвинул к друзьям брошь Кромваля. — Вот, это хельманне.

— То самое, о котором ты спрашивал?

— Это другое, — сказал Лёшка.

— А пластинка костяная? — поинтересовался Журавский. — Помнишь, ты показывал?

— Она тоже.

— Контрабанда? — спросил Женька.

— Ага, — прищурился, разглядывая брошь, Тёмыч. — Руссо туристо, облико морале. Вывозить — это одно дело, а ввозить-то какой резон?

— Я это использую, — сказал Лёшка.

— Как?

Парни посмотрели на Лёшку в три глаза — Тёмыч один зажмурил.

— Ну… — Лёшка понял, что выбрал неудачное начало. — В общем, сначала было объявление.

— То есть, слово, — блеснул эрудицией Журавский.

— Не зуди, — сказал Тёмыч.

Лёшка благодарно кивнул.

Сначала стеснённо, но затем всё свободнее, легче подбирая слова, он рассказал друзьям всё, что с ним приключилось за эту без малого неделю. Про особняк, про Мёленбека, про другие слои-отражения, про ойме и Ке-Омм, про ледяную стену и Шикуака, про ца и кристаллы, про предметы, позволяющие вытащить из-за слоя нужного человека, про Штессана, Мальгрува и Аршахшара, про бой с хъёлингом, болевые связки, «якоря» и возможность проходить сквозь стены.

Кое-чем Лёшка, конечно, делиться не стал, опустил подробности про Ромку и Лену, про тётю Веру, это было личное.

— Собственно, вот так, — выдохнул он, закончив.

Тёмыч заморгал, закрыл рот. Женька освободил из пальцев клок волос, который терзал во время рассказа. Солнце ушло за дом, ветерок покачивал сирень.

— Вот же ни шиша себе! — поёжившись, сказал Тёмыч.

Он жадно глотнул кваса, и Женька, переняв от него бутылку, взболтал остатки.

— Оригинально, чего уж.

— Как есть, — сказал Лёшка, чувствуя опустошённость.

Он прибрал брошь, вернул её в карман и, подвинув друзей, сел на скамейку. Слабость разливалась по телу.

— Фильм, наверное, был бы классный, — сказал Тёмыч, толкнув Лёшку плечом в плечо. — Типа «Ученика чародея».

— Наверное, — вяло ответил Лёшка.

Ему вдруг подумалось, что ни Женька, ни Тёмыч просто не в состоянии поверить в такую историю. Где-нибудь в Америке, в Англии — пожалуйста, там тебе и Хогвартс, и Бейкер-стрит, и Готэм-сити, и Нью-Йорк с человеком-пауком. А у нас?

У нас — пух тополиный.

— Лёх, — сказал Женька, смахнув пушинку с брови, — тебе же вроде запретили об этом рассказывать.

— Мне показалось, — сказал Лёшка, — что об этом должен знать ещё кто-то, кроме меня. Ну, на всякий случай.

— Как страховка, понятно, — кивнул Женька.

Они помолчали.

— Не, не верю, — вдруг мотнул головой Тёмыч. — Брошь, конечно, брошью, но мне нужны доказательства посерьёзней.

— Во мне сейчас нет ца, — сказал Лёшка.

— Что, и на маленький прыжок?

Лёшка на мгновение напрягся, попробовал толкнуться, скользнуть в ойме, но почувствовал только ещё большую слабость.

— Нет, — сказал он сдавленно, — пока ничего.

— Жалко, — расстроился Тёмыч. — Блин, я бы посмотрел.

— На что? — спросил Женька.

— Как Лёха сквозь стены ходит.

— И что?

— Ничего. Круто же!

— Не, — сказал Женька, — может и круто, только вопрос не в том, ходит Лёшка сквозь стены или не ходит. Вопрос в том, что делать нам.

— В смысле?

— В смысле, если история, как есть, правда. А значит вторжение, особняк, Мурза и прочее — тоже правда. Ты сможешь после этого спать спокойно?

— Ну, я демонов и фашистов гоняю, — сказал Тёмыч. — А потом ничего, сплю. И зомби тоже бывают.