— Блин, Тёмыч! — жарко заговорил Журавский. — Это же другой мир, чудо у тебя под носом! Магия, чудища, мечники!
— И?
Женька встряхнул Тёмыча, ухватив его за толстовку на груди.
— Это шанс поучаствовать!
Взгляд Тёмыча прояснился, глаза распахнулись — оба два.
— Ёпэрэсэтэ!
— Ага! — торжествующе воскликнул Журавский. — Проняло!
Проходящая мимо старушка махнула на него сумкой:
— Что ж ты кричишь, ирод!
— Извините, — сказал за друга Лёшка.
— Погоди, погоди, — возбудился Тёмыч, запуская пятерню в антенное своё поле. — Как поучаствовать?
— Впрямую!
— А каким образом?
Женька фыркнул.
— Блин, Гладилин, ты «Матрицу» смотрел?
— Семь раз, — сказал Тёмыч. — Если ты о первой.
— Тогда следуй за белым кроликом.
— Чего?
— За белым кроликом, — показал на Лёшку Женька. — Он-то точно непосредственный участник. Не Тринити, конечно, но где-то, возможно, Морфеус.
— Ох, блин!
Тёмыч взглянул на Лёшку по-новому. Словно на топового геймера из первой десятки мирового рейтинга, вдруг вживую, не по скайпу даже, почтившего его собственной персоной. Было, конечно, приятно, где-то Лёшка — герой, супермен — на такой эффект и надеялся, но, взглянув на ситуацию, как секретарь господина Мёленбека, он неожиданно понял, что ничего глупее, чем хвастливо рассказать об обитателях особняка и том, что с ними связано, придумать было нельзя.
Ой, дурак! У него даже щёки запылали. Куда это я их втягиваю? — подумалось Лёшке. Чем они мне помогут? В ойме за мной пойдут?
— Ребята, — сказал Лёшка, — Женька, вы, блин, как собираетесь участвовать? Это же не детские игры, вообще-то.
— Так и мы не дети, браза, — солидно сказал Тёмыч. — У нас опыт есть.
— Какой?
— Если хочешь, пейнтбольный. И игровой, если уж на то пошло. У геймеров, между прочим, по серьёзным исследованиям и реакция, и оценка обстановки, и стратегическое мышление получше остальной биомассы работают.
— Ага, это поможет, — съязвил Лёшка.
— А почему нет?
— Где ты собираешься их опробовать?
— Ну… — Тёмыч шевельнул плечом. — Если вот вторжение, ледышки эти…
— Не, — сказал Женька, — это всё не то. Нужен реалистичный подход. Мы пока лишними глазами побудем. Можем ещё сопровождать повсюду. Типа охраны.
— Если ты, конечно, не врёшь, — добавил Тёмыч.
— А если вру? — спросил Лёшка.
Тёмыч озадаченно подвигал челюстью.
— Зис ис проблем.
— А я верю, — сказал Женька. — Такую историю сложно выдумать. Слишком много деталей.
— Можно прочитать, — возразил Тёмыч. — У меня сестра в книжном работает. Там такого добра — на четыре стеллажа.
— Ага, и костяшку подготовить, и брошь где-то взять! Не считаешь, что Лёха как-то крутовато для нас подготовился?
— Ну, это же Сазон, я не знаю. Мы, может, ему зачем-то нужны. Для борьбы с этим его хозяином, хотя бы.
— Тогда, получается, он правду говорит?
— Ну-у… — Тёмыч задумался. — Блин, запутали вы меня!
Мимо, махнув рукой, пробежала Динка, и Лёшка, спохватившись, крикнул ей:
— Куда?
— Домой, — сказала Динка, скрываясь за углом. — Скоро «Пони». Через пять минут.
Лёшка достал телефон.
— Ого!
Времени было за двенадцать. Полтора часа пролетели, он и не заметил.
— Ребят, я пойду, — поднялся Лёшка. — Меня брат должен ждать.
— Погоди-погоди, — остановил его Журавский, — так у тебя завтра когда способности включаются?
— Не знаю. Во второй половине дня.
— Замётано, — сказал Женька. — В два я тебе звоню, и мы с Тёмычем встречаем тебя у подъезда. «Сникерса» ещё нет?
Лёшка улыбнулся.
— Нету.
— Обнищали секретари, — констатировал Женька. — Чего уж, беги.
Они стукнулись кулаками. Тёмыч присоединил свой.
— Один за всех…
— И быстро разбежались, — закончил фразу Лёшка.
В подъезде тоже был пух.
Вот где вторжение. Вот где мягкая оккупация. Не ледяной мир, тополиный. Лёшка постоял на ступеньках. Дурак всё-таки, подумалось ему. Трепло. Тревожный обломок в груди заелозил снова, покусывая.
Захотелось вдруг, чтобы не было ни объявления, ни особняка, ни временных его жильцов. Жил бы да не тужил Лёшка Сазонов. С другой стороны…
Он неожиданно осознал, что совсем не хочет превращаться в прежнего Лёшку. Странно, вроде беззаботные времена, можно ни о чём не беспокоиться, на всё наплевать, сидеть в сети, рубиться в игрушки, изводить Динку. Взрослая жизнь где-то впереди, но это ж от тебя, от твоей головы зависит, насколько она далеко или близко, на неё, в сущности, можно и забить. Мамка на что? Не бросит же сына, прокормит.
Лёшка с присвистом выдохнул.
Гнусь какая. Но ведь примерно так и думалось. Точнее, вообще не думалось. Вечное, блин, лето в голове. Пух.
Вот что тревожит, понял Лёшка. Что будет со мной, когда всё кончится? Ведь кончится обязательно, кончится скоро. Я чувствую, я знаю. А потом? Я приду к особняку, и он окажется пуст. Маты наверху свёрнуты, на столе в кабинете — ни одной фигурки. И всё. Что мне делать без ойме, без ца, без Мёленбека и Штессана? Что я могу без них? Щенок, птенец, сквир.
Лёшка ткнулся виском в стену, закрыл глаза.
Не хочу, чтобы кончалось! Не хочу. Мёленбек, наверное, мог бы задержаться. Три недели — это же ничто! Как Шикуака за три недели выкуришь? Он же Шикуак, шипит во сне, мёрзнет в своём замке…