Секретарь

— Алексей! — мамин голос в телефоне зазвенел от напряжения. — Что случилось?

Лёшка рассмеялся сквозь слёзы.

— Ничего. Я просто давно тебе этого не говорил. Вот, вспомнил.

— Точно ничего?

— Нет. Как там Ромка?

— Уткнулся в твой компьютер. Еле с Диной уговорили его попить вместе с нами чаю с тортом. Но у тебя всё в порядке?

— Да, я у тёти Веры перчатки твои взял.

— Починила?

— Ага, получилось очень круто. Просто высший класс!

— Так ты сейчас домой?

— Наверное, в течение часа буду.

— Тогда мы тебя ждём, — сказала мама.

— Эй-эй! — заторопился Лёшка, думая, что она сейчас отключится. — Посуду там не мойте!

— Почему?

— Я вымою.

Телефон ответил лёгким маминым смехом.

— Ты всё-таки другой Лёшка.

— Ну, ты же сама хотела, чтобы я повзрослел.

— И я очень рада.

— Ну, ладно, всё.

— Ждём.

— Ага.

Лёшка нажал кнопку отбоя.

Низкое солнце светило сквозь ветки. За кустами ржавели крыши гаражей. За спиной проглядывала уходящая в сторону невысоких домиков дорожка. Это куда же его, интересно, занесло? Не за тридевять земель случайно?

Лёшка выдохнул и поднялся.

— Ах, ты ж!

Ягодицу словно прижгли сигаретой.

Лёшка, гримасничая, выхватил из заднего кармана джинсов горячую, будто только что из огня брошь. Внутри чёрного камня вспыхивали искры.

— Зараза!

Оказалось достаточно сжать пальцы, и образ обладателя своевольного хельманне тут же возник в голове. Острый подбородок. Упрямо сжатые губы. Светлые, грустные глаза. И тёмные круги под глазами.

Лёшка перестал дышать.

Гейне-Александра!

Глава 10

Как Лёшке не хотелось увидеть принцессу вживую, сначала он твёрдо решил вернуться домой. Обещал. И мама бы бог знает что подумала. В конце концов, что он, не дотерпит до утра? Как раз проверит себя. Тем более, что Мёленбеку, Штессану и Мальгруву наверняка будет что обсудить с принцессой без лишних ушей.

И всё же…

Получается, из-под носа Шикуака он юную правительницу Крисдольма увёл! Хо-хо-хо! Алексей Сазонов, оказывается, не лыком шит. Маму только расстраивать умеет, это да. Лёшка вздохнул. Но это он поправит.

Не, если представить. Вызывает Шикуак или этот… подручный его… Эфенир Хесе! Да. Вызывает этот Эфенир Гейне-Александру, чтобы показать свою власть, допросить про остатки сопротивления и господина Мёленбека…

Ты! Мы! Вы — ничего не можете! Мы с хъёлингами и кнелями, владельцами кошалей, признавших Шикуака, свернём всех в бараний рог! Господин Сомбаль из Высокой Комиссии решит участь несогласных…

Говорит так, спиной к Гейне-Александре, и в окошко из дворца смотрит, а потом, собственно, поворачивается.

А там — сюрприз! Цепи, как положено, висят, но принцессы в них нет. То есть, совсем нет, исчезла, испарилась. И улыбочка превосходства у этого Хесе медленно так гаснет.

Ай, куда пропала? Появись! У нас здесь допрос, а не цирк!

Ну и беготня по дворцу взбудораженной, растущей из помещения в помещение толпой, из кабинета — в подземелье, из подземелья — в покои, из покоев — в сад. Нет, нигде нет!

Лёшка рассмеялся, подбросил брошь-хельманне в воздух. Эх, теперь ещё бы маршрут к Замку-на-Краю вспомнить! У Шикуака тоже случится удивление.

Он поёжился от внезапного порыва ветра, спрятал брошь и затянул до груди молнию на куртке. Домой! Оказалось, что умотало его недалеко, за полтора квартала от тёти Веры. Из неухоженного двора с вкопанной в землю чугунной ванной он вышел на улочку, идущую параллельно переулку Суворова.

Всё, решительно подумал Лёшка, со свинством покончено. Он коснулся перчаток в кармане и тряхнул головой. Действительно, пора становиться взрослым. Блин, сколько маме здоровья попортил. Вспомнить, как компьютер клянчил, так хоть на стенку лезь. Три месяца доводил, бойкоты устраивал. Ещё этот урод Вощанович. Надо будет спросить…

Зазвонивший телефон оборвал мысль. Лена.

— Да? — Лёшка прижал мобильник к уху, остановившись на углу у перекрёстка.

— Лёш, привет!

Вот умеют некоторые девчонки самую обычную фразу сказать так, что в душе начинается неконтролируемый фейерверк. Привет как привет, а в груди уже дребезжит какая-то пружинка, в голове — сладкий туман, сердце прыгает, пальцы дрожат.

И это, извините, только до пояса. А про «ниже» лучше и не спрашивайте.

— Привет. Как у вас, всё в порядке?

— Да, — ответила Лена. — А ты как?

— Да ничего, за перчатками вот ходил.

— А-а. А моя мама про тебя спрашивала. Ты ей понравился. Говорит, чтобы я держалась за тебя обеими руками.

— Ты же не рассказала ей…

— Ты что! Нет, конечно!

— Я про способ…

— Я поняла. Это же тайна.

— Ну, да, — согласился Лёшка. — Мурзы не было?

— Не-а, растворился. Это не ты его?

— Не, я так не умею.

Лена помолчала.

— А я топик выкинула.

— Какой?

— Который тебе не понравился.

— Прозрачный?

Порог кухни, Лена, вскинутые руки, полоска живота, грудь, прекрасно видимая сквозь тонкую ткань, вспыхнули в памяти.

В зобу дыханье спёрло — вот что случилось с Лёшкой. Он даже слово «прозрачный» превратил в «прозращн…».

— На самом деле он не совсем прозрачный, — сказала Лена.

— Ну и зря, что выкинула, — сказал Лёшка, кое-как, посредством проталкивания слюны в горло справившись с собой. — Он был это… вполне ничего.

— Точно?

— Что я, врать буду?