— Но она же только что была за полотенцем!
— Ты нас отвлёк!
— Ладно, — Лёшка встал к раковине. — Тогда следующий фокус — чистая посуда. Уж тут вы ни за что не догадаетесь.
Динка захохотала.
— Я могу тебя полотенцем накрыть. Только мне нужно большое, банное.
Она чуть не убежала в ванную, но мама перехватила её в последний момент.
— Дина, это уже не шутки.
— Но, мам, я бы его накрыла, и он бы там мыл!
— Всё, беги в комнату.
Под обиженное пыхтение сестры Лёшка включил воду. Мама подошла, посмотрела, как он губкой натирает кастрюлю из-под супа.
— Может, я? — спросила она.
— Не, — сказал Лёшка, морща нос, — тут дел-то на десять минут. Или даже на пять. Мне не сложно, честно.
— Ну, хорошо. А фокус? Я не совсем поняла, ты тарелку что, сразу в раковину опустил? Я как-то упустила момент.
— Это секрет.
Мама улыбнулась.
— Что за секретчик такой вырос? — она взъерошила ему волосы.
— Вообще-то я — секретарь, — сказал Лёшка.
— Я поняла, — уже из коридора отозвалась мама. — Секретарь с секретом.
— Ага.
Лёшка пожамкал губку в кулаке.
Прикольно, подумалось ему. Раньше мытье посуды он воспринимал чуть ли не как унижение. Взрослого мужика приставили к бабской работе и радуются. Конечно, вонючки, других, более мужских дел у него нет.
Сейчас же…
Сейчас, после рассказов Штессана и Мальгрува о первых годах службы в кнафурах, после того, как Мёленбеку (между прочим, далеко не последнему чародею) по утрам почему-то не казалось зазорным самому встать к мойке, после перчаток-хельманне, наконец, невозможно было, наоборот, перепоручить эту процедуру кому-то другому.
Какой ты сквир, если не мыл посуды? Самостоятельное ли ты существо? А то есть сомнения.
Лёшка обнаружил, что руки с губкой уже действуют как бы отдельно от головы, и улыбнулся. Классный эффект. Ты вроде чем-то занят, но одновременно совершенно свободен в мыслительной деятельности. Хоть на Марс лети, хоть представляй, как завтра в особняке встретишь Гейне-Александру. Только споласкивать не забывай под краном, и всё. А вообще интересно, она величество или высочество? Не скажешь же: привет, э-э… Мёленбек, пожалуй, первым делом это должен разъяснить.
И видно, что девчонка непростая. Симпатичная, но с характером. Лёшка таких девчонок, честно говоря, побаивался. А тут ещё отец убит, Крисдольм взят, и в одиночной камере, наверное, посидеть пришлось. Если чего не хуже.
Нужен поклон. Офицерский, когда голову коротко вниз и каблуками прищёлкнуть. Хотя какой он, на фиг, офицер? Сквир как есть. Да и будет ли она с ним говорить? Нет, наверное, поблагодарит, что вытащил, не без этого, но и всё, тем-то общих нет. С другой стороны, в Замок-на-Краю Мёленбек её не потащит, не боевая единица Гейне-Александра, никак не боевая. Значит, останется в особняке, и Лёшке, возможно, придётся её защищать, пока Штессан, Мальгрув и Аршахшар будут атаковать Шикуака. Мёленбек же сказал, что прорыв хъёлингов и цогов сквозь слой весьма вероятен. Эх, даже страшновато стало. Все уйдут, а он останется.
Лёшка обнаружил вдруг, что по второму разу драит чистую уже тарелку, отложил её в сторону и взялся за вилки и ложки. Вилок было шесть, ложек — девять, четыре маленьких, чайных, пять больших. Кто-то, видимо, в семье ел двумя.
Обязательно надо, чтобы Иахим и Эран научили его, как с цогами сражаться. А то с хъёлингами худо-бедно он, в целом, понял, как — концентрируешься, копишь ца и бьёшь, как тараном, как ломиком, как дубинкой. Хотя был бы хъёлинг, припрятанный Итерварром, пошустрей, ещё неизвестно, чем бы всё закончилось. Да и Мёленбек помогал. А вышло бы, что схлестнулись один на один? Лёшка пошевелил плечами. Вот фиг знает.
Он сложил вымытые приборы на тарелке. Оглянулся. Кажется, всё.
Вообще, как-то легкомысленно Мёленбек и прочие относятся к возможному нападению. Вот произойдёт оно, а Лёшка только скакать по слоям умеет, через полы да стенки. Далеко ли ускачет? Ну, «якорь» ещё сможет навесить. А что этот «якорь» хъёлингу? Или цогу? Его самого, пожалуй, «заякорят» и будет он стоять, как мечники у заставы Гильганг, пока не сдохнет. Есть, конечно, вариант с бегством за забор…
Лёшка вздохнул, вытирая ладони о полотенце.
Хороший вариант. Как сказал Штессан, практичный. Будто ты не вянгэ, а расчётливый парень, который с лёту оценил расклад и сдриснул подальше. Типа, всё равно ничего бы не вышло. Дезертирство чистой воды. В войну таких…
Лёшка скривился. Ладно. Завтра, всё завтра.
— Ма-ам, я всё! — крикнул он.
— Хорошо, — отозвалась из комнаты мама.
Тут же прибежала Динка.
— А в холодильнике ещё два куска торта! — сказала она. — Но один мой!
— Хоть два, — сказал Лёшка.
— Нет, другой — Ромкин. Мы уже договорились.
— А хочешь фокус?
— Нет! — Динка прижалась к холодильнику. — Не хочу, чтоб торт пропал!
Лёшка рассмеялся.
— Хорошо, сторожи.
Ромка упоённо крошил фашистов.
Он уже побывал в крематории, пережил ранение и теперь участвовал в забеге по светлым больничным коридорам.