Так. Подозрительного — ноль. Лёшка отлип от окна, зачем-то выловил из кармана брошь. К ней бы костяную пластинку Штессана, монету Мальгрува и игральную кость Аршахшара, был бы полный комплект. И разложить на столе, как боеприпасы. Зачем? А нет ответа. В шкафу он выкопал старый рюкзак, сложил туда запасные джинсы и футболку, носки, только два раза промахнулся мимо горловины. Потряхивало. Пальцы дрожали.
В любом случае, думалось, вряд ли это подручные Шикуака. Здесь почти нет ца, и они не смогут в открытую шастать по городу. Значит, кто? Спецслужбы? Или что-то вроде Дозоров? Ага, в маленьком городке.
От нового звонка Лёшка чуть не подпрыгнул. Экранчик высветил: «Жижа».
— Да?
Трубку никак не получалось приладить к уху.
— Отбой, — выдохнул Журавский, — с Тёмычем всё в порядке.
— Как? Почему? Ты не врёшь?
Женька посопел.
— Он в магазин выскочил, мобильник оставил. А там — очередь.
— А ты — дебил! — прошипел Лёшка, испытывая одновременно неимоверное облегчение и злость на Женьку. — Сам себя запугал и меня ещё своими страхами заразил. Я, блин, уже рюкзак собирать начал.
— Зачем?
— Чтобы бежать!
— Лёх, прости, — виновато сказал Журавский. — Я же прокручиваю разное в голове, ну, как твой телохранитель… Где, откуда стрелять будут, маршруты безопасные…
— Чего-о?
— Не по-настоящему, конечно, но так, знаешь, на всякий случай. Кстати, у тебя от дома до перекрёстка — шестьдесят семь метров, если по карте, и пространство открытое. А в другую сторону, через двор, до автобусной остановки путь длиннее, девяносто три метра, но там забор детского садика и деревья.
— Женька, блин, ты завязывай, — сказал Лёшка.
— Да я так.
— Всё, пока.
Лёшка отложил телефон и с минуту, покачивая головой, смотрел в стену. Нет, Женька это Женька. Бамм! Гипс снимают, клиент уезжает! Так и чокнуться можно. Но — фу-фу-фу, не надо никуда срываться, не надо уводить погоню от мамы и сестры, и с друзьями всё в порядке, за исключением того, что один из них совершенно точно не дружит с серым веществом под черепом. Расстояния он вымеряет!
Лёшка сгреб со стола хельманне и, подумав, запихнул его в рюкзак к джинсам, а рюкзак убрал на нижнюю полку шкафа. Целее будет. Хотя, нет. Переворошив рюкзак, он вернул брошь в карман. Боль тонко кольнула висок, лоб над правым глазом. Вот вам и пожалуйста. А он ещё думал сходить с Ленкой в кино. Теперь-то, конечно, всё, откиноманился. Лёшка лёг на покрывало, прижимая ладонь к глазу. Одним глазом глядеть на мир было непривычно. Здорово мешал нос.
Из большой комнаты доносилось уютное бормотание телевизора, потом Динка, топая, прошла на кухню и вернулась. Боль притихла. Встав, Лёшка выключил свет, лёг снова, накрылся покрывалом и тут же задремал, окунувшись в золотистое сияние ойме. Кажется, даже поплыл куда-то вверх.
— Лёша, — стукнула в дверь мама, — ты спишь?
Ей повезло, что она не решилась войти сразу, понимая, что Лёшка может заниматься разными и достаточно взрослыми вещами. Вернее, им обоим повезло. Мама, пожалуй, вряд ли была готова к картине с левитирующим сантиметрах в десяти над кроватью сыном. О, нет, это уже не получилось бы объяснить фокусом. А Лёшка успел сообразить, где находится, и всего лишь, падая, отбил локоть.
Матрас под ним разразился пружинным звоном.
— Лёша?
— Да?
Дверь скрипнула, вспыхнул свет, и Лёшка заморгал, пряча ударенную руку под покрывалом.
— Все в порядке? — спросила мама, заглядывая.
— Ага, я просто запнулся, когда ходил, — Лёшка для правдоподобия потер совершенно здоровую коленку.
— Чего ж ходишь в темноте?
— Ну, я как бы думаю. Хожу и думаю. В темноте лучше думается, проверено. А тут — кровать дурацкая.
Мама улыбнулась и переменила тему.
— Я спросить хотела. Ты же завтра работаешь?
— Да, с самого утра, — кивнул Лёшка.
— Тебе завтрак приготовить?
— Не, ты лучше поспи. Тем более, в особняке меня покормят. У нас там вроде как праздник намечается.
— Праздник?
— Ну, там приезжает кое-кто. Высокопоставленный.
— Я тогда тебе сейчас бутербродов наготовлю, а ты, если захочешь, возьмёшь с собой, хорошо?
— Ага.
— И ходи в темноте осторожней, — сказала мама, с улыбкой выключая свет.
Щёлк! — закрылась дверь. Лёшка возмущенно фыркнул, запоздало сообразив, что мама имела в виду. Ну уж сразу! Тут люди, между прочим, делом занимаются. Конкретно — летают! Правда, во сне. Он передёрнул плечами. Действительно ведь летал. И грянул знатно. Чуть бедную кровать не разломал. А что было бы, поднимись он чуть повыше? Скажем, на метр? С метра будь здоров можно долбануться.
Лёшка потискал локоть и запахнулся в покрывало поплотней.
И спать, зараза, теперь страшно. Ну как в окно перекинешься или к соседям спустишься сквозь пол: здравствуйте, я ваша тётя! То есть, здравствуйте, я ваш жилец сверху. Извините, мимо пролетал. Обычное дело. Не понятно только, с чего вдруг такие фортели. Раньше что-то он за собой лунатизма не замечал. Вроде и не снилось ничего. В ракету не сажали. Синим Турук Макто себя не представлял.