Секретарь

— Тогда, может, погуляем?

— Сегодня?

— Или в кино.

Лёшка даже зажмурился.

С Леной в кино — мечта. На вечерний сеанс — космос. Это же не просто так, это почти как свидание. Да, блин, это и есть свидание! В темноте можно и поцеловаться, господин секретарь. Не знали? Многие целуются. А тут — явный намёк.

Но мама? Но брат?

— Лен, я могу только послезавтра, — сказал Лёшка.

В трубке огорченно вздохнули.

— А я думала, сегодня.

— Если получится, то совсем поздно.

— А завтра?

— Завтра я работаю. Это действительно важно.

— В особняке?

— Ага.

— Ну, ладно, — сказала Лена и быстро отключилась.

Обиделась?

Лёшка решил было набрать Лену в ответ, но, повертев телефон в руке, передумал. Что он скажет? Что вызвал Гейне-Александру? Нет, даже не вызвал — вызволил! И что? Нет же никакой трагедии, ну, встретимся завтра, через день или через два. Что важнее? Разве Лена не согласится? Понятно, если бы Мурза нарисовался. Хотя, конечно, кино…

Жутко хотелось, как раньше, послать все лесом, забить и сделать то, что хочется.

Только уже не получалось. Прикинешь, почешешь секретарскую тыковку, подумаешь, что из-за тебя или мама, или брат с сестрой, или Мёленбек, или даже незнакомые люди будут вынуждены откладывать свои планы, переживать, злиться и расстраиваться, и никаких удовольствий, никакого внезапного кино уже не надо.

Взрослый, блин.

Лёшка зашагал в сторону дома. Город подмигивал, гудел, пыхтел, шелестел листвой посаженных на узких газонах тополей, проворачивался, подобно шкатулке с лабиринтом, фасадами и торцами зданий, сплетал улицы и пересыпал пух.

В голове еще нет-нет и звенели осколки маминых эмоций, и Лёшка периодически запинался и кусал губы. Слишком уж гнусно становилось.

Ничего, прорвёмся.

Он зашёл в подвернувшийся магазинчик и купил молока для Динки, которая могла пить его литрами, и мороженое в вафельном стаканчике для себя. Мороженое было слегка подтаявшее, и Лёшка уговорил его едва ли не в три укуса.

Значит, хельманне могут быть любые вещи, облизываясь, поймал он, казалось бы, упущенную мысль. Не только из Ке-Омма, а даже вполне земные. Интересно. Так, наверное, какие-нибудь пуговица или галстук про любого человека такое расскажут, что он и не собирался никому открывать. Что ест, что пьет, что, самое главное, думает. Про того же Мурзу, кстати, если получится, поподробнее узнать бы совсем не помешало. На всякий случай. И про дружков его тоже. Блин, да того же Вощановича на чистую воду вывести!

Но это после. Или после не получится? Значит, придётся выкроить время и зайти к маме на работу.

Ни Тёмка, ни Женька во дворе его не караулили. Эх, телохранители, охрана. Ну и глаза у Тёмки были, когда он через стенку второй раз скользнул. Два царских пятака. Как? Куда? Откуда? Мне снится?

Лёшка фыркнул, вспоминая. Он поднялся по лестнице, пробарабанил пальцами по подоконнику, где утром сидел Ромка. На звонок, хохоча, открыла Динка. Подбородок и верхняя губа у нее были в розовом креме от торта.

— Привет! Я — Дед Мороз! — объявила она сразу. — Видишь?

Лёшка улыбнулся.

— Не, не похожа. Дед Мороз — он же старый дед. А ты, скорее, Баба Морозица.

Он вручил сестре бутылку молока.

— Ура! Я — Баба Морозица! — закричала Динка и вместе с подарком пропала на кухне.

— Может, боярыня Морозова? — спросил её мамин голос.

— Какая я боярыня? — возмутилась Динка. — Я же с бородой!

— Всё, покрасовалась перед братьями, давай смывай.

Зашумела вода.

— Лёша, — позвала мама, — попьёшь с нами чаю? А то Ромка с собой в комнату взял и всё, ни слуху, ни духу.

— Обязательно!

Лёшка скинул кроссовки, убрал их с прохода, снял куртку. Из маленькой комнаты доносились стрельба и взрывы, по которым становилось понятно, что брат основательно взялся за укрощение нацистских амбиций.

— Мам…

— Да?

Мама вышла в прихожую. Лёшка смотрел на неё, давно уже ставшую ниже него чуть ли не на голову, совсем не старую, но в морщинках, как в следах переживаний за непутевых сыновей, за дочь, за бывшего мужа, и в груди его что-то болезненно сжалось.

— Мам.

Он шагнул и обнял её.

— Что, сынок?

— Прости меня, пожалуйста.

— За что?

— За то, каким я был, — сказал Лёшка. — Ты нас вдвоём с Динкой тянешь, а я… ну, дурак я. Был. Я исправлюсь.

— Спасибо, сынок.

Несколько секунд они стояли неподвижно.

— Лёш, а тебе чай с молоком? — выглянула из кухни Динка.

— Ага, — сказал Лёшка.

Динка наклонила голову.

— Вы тут миритесь?

Лёшка кивнул. Мама шевельнулась под его руками и мягко отстранилась. Уголки глаз у неё набрякли влагой.

— Ты иди, сынок, я сейчас.

Она скользнула в большую комнату и прикрыла за собой дверь.

Лёшка вздохнул. На кухне его ждали кружка горячего чая с растворяющимся в глубине молочным завитком и внушительный кусок торта на блюдце.

Ему почему-то вдруг вспомнился мультфильм «Просто так» про переходящий от одного персонажа к другому букет полевых цветов, где каждый мультипликационный герой, неожиданно получивший цветы в подарок, спрашивал: «Это все мне? А за что?». И слышал в ответ: «Тебе. Так, просто так».

Не мультик, а сплошной позитив. Даже пересмотреть захотелось. Ну и совсем к месту показалось спросить Динку про торт словами оттуда: