Секретная династия

Пушкин писал о «семи или восьми» экземплярах пасквиля, появившихся 4 ноября 1836 года в Петербурге. Три экземпляра вскоре оказались в его руках, но он их в какой-то момент, очевидно, уничтожил: во всяком случае среди пушкинских бумаг, зарегистрированных жандармами в ходе «посмертного обыска» на квартире поэта, ни одного экземпляра не значится. Один «диплом» получил (и уничтожил, сняв копию) П. А. Вяземский[346]. Судьба остальных экземпляров менее известна. Возникает вопрос, кто имел в то время возможность сопоставить два экземпляра пасквиля; между тем как раз два подлинных «диплома» сохранились до наших дней. Случайное ли это совпадение? Не располагал ли неизвестный современник Пушкина именно теми уцелевшими двумя экземплярами? Для ответа на этот вопрос надо было выяснить, где хранились прежде эти два «диплома». Один был обнаружен А. С. Поляковым в секретном архиве III отделения[347]. Еще раньше другой образчик «диплома» поступил в Лицейский пушкинский музей.

Откуда поступил? В информационном листке Пушкинского лицейского общества от 19 октября 1901 года сообщается, что получено «за истекшие 1900—1901 года подлинное анонимное письмо, бывшее причиной предсмертной дуэли Пушкина, из Департамента полиции»[348].

Департамент полиции, учрежденный в 1880 году, был прямым наследником III отделения. Отсюда следует, во-первых, что ведомство Бенкендорфа располагало двумя экземплярами анонимного пасквиля. Во-вторых, что, скорее всего в этом ведомстве находился «таинственный доброжелатель», стремившийся сохранить подробности, важные для истории последних дней Пушкина[349].

Оба только что сделанных наблюдения необходимы для последующего изложения. С пасквиля начинаются и другие сложные загадки. Этим документом были задеты три лица: Пушкин, его жена, а также Николай I (намек на положение Пушкина, аналогичное роли Д. Л. Нарышкина, чья жена была любовницей прежнего царя)[350]. Намек пасквиля «по царственной линии», замеченный пушкинистами лишь сто лет спустя[351], был, очевидно, хорошо понятен современникам, и прежде всего Пушкину: как известно, через день после получения пасквильного «диплома» поэт, отягощенный долгами и безденежьем, написал министру финансов Канкрину о своем желании «сполна и немедленно» выплатить деньги казне (45 тыс. руб.). Т. е. избавиться от какой бы то ни было двусмысленности в отношениях с властью[352].

О причинах, вызвавших косвенный выпад «диплома» против царя, существуют разные мнения.

Одно из них состоит в том, что вдохновители пасквиля, Геккерн и Дантес, были обозлены высочайшим приказом Дантесу жениться на Е. Н. Гончаровой; сторонник этой гипотезы М. И. Яшин ссылался, между прочим, на недавно опубликованные за границей (в русском переводе) мемуары дочери Николая — Ольги, королевы Вюртембергской, где имелись следующие строки:

«Папа поручил Бенкендорфу разоблачить автора анонимных писем, а Дантесу было приказано жениться на младшей сестре госпожи Пушкиной, довольно заурядной особе»[353]. Позже выяснилось, что подлинный французский текст тех же воспоминаний выглядит иначе: «Бенкендорфу было поручено предпринять поиски автора писем. Друзья нашли только одно средство, чтобы обезоружить подозрения: Дантес должен был жениться на младшей сестре г-жи Пушкиной, довольно мало интересной особе»[354].

Вопрос, однако, остается открытым. Только что приведенные строки еще не уничтожают гипотезы Яшина: действительно, друзья Пушкина, гасившие дуэль в ноябре 1836 года (Жуковский, Загряжская), могли «заставить» Дантеса жениться, сообщив ему в той или иной форме высочайшую волю!

Не углубляясь более в этот вопрос, заметим только, что «тень царя» присутствует в дуэльной истории с самого начала.

Первая вспышка смертельной вражды между Пушкиным и Геккернами длилась, как известно, две недели — с 4 по 17 ноября — и завершилась внешним примирением: помолвка Дантеса и Екатерины Гончаровой была оглашена, Пушкин взял свой вызов обратно. Однако именно после 17 ноября поэт вынашивает план особого отмщения, говорит: «Вы мне теперь старичка подавайте», — и составляет письмо голландскому посланнику, первый вариант того смертного вызова, который был отправлен два месяца спустя.

Этим же временем, 21 ноября 1836 года, датируется столь же известное, сколь и таинственное письмо Пушкина к Бенкендорфу (а в сущности, к царю через Бенкендорфа).

Напомним его текст (П. XVI. 191—192; перевод — 397—398) с уточнениями по недавно обретенному автографу:

«Граф!