Не вникая в детали сообщений П. И. Бартенева, заметим только, что позже П. Е. Щеголев поддержал в общих чертах версию о письме, не отосланном к фактическому адресату — царю. При этом Щеголев долгое время считал, что письмо предназначалось не Бенкендорфу, а другому графу — К. В. Нессельроде, который, по мнению ученого, документ «скрыл в тайнике своего стола и не дал ходу»[360]
.Бартенев и Щеголев полагали, что важное письмо Пушкина от 21 ноября не попало к Николаю I, так как с конца ноября 1836 года до конца января 1837 года власть как будто бездействовала: не известны какие-либо секретные розыски в связи с анонимными письмами и другие действия царя и Бенкендорфа, которые, казалось, непременно должны были последовать, если бы письмо от 21 ноября пришло по адресу.
Однако несколько позже Щеголев установил по камер-фурьерскому журналу, что 23 ноября 1836 года, т. е. через день после написания изучаемого письма, царь дал Пушкину аудиенцию в присутствии Бенкендорфа[361]
.Подобная аудиенция была весьма исключительным явлением (вспомним, что царь несколько месяцев не принимал и в конце концов так и не принял Пушкина в связи с «Замечаниями о бунте»). Случайное совпадение двух фактов — письмо от 21 ноября и аудиенция 23-го — казалось крайне маловероятным, и вскоре в пушкиноведении утвердилось мнение, будто письмо к Бенкендорфу Пушкин послал и следствием этого была аудиенция у Николая I[362]
. Более 40 лет во всех дискуссиях о последних месяцах жизни Пушкина всеми участниками, кажется, принималось, что письмо 21 ноября было отослано: выдвигались различные гипотезы, объяснявшие влияние этого факта на последующие события.Однако в феврале 1972 года, через 135 лет после гибели Пушкина, в Отдел рукописей Ленинской библиотеки был доставлен автограф послания к Бенкендорфу — среди упоминавшихся в предшествующей главе десяти новообретенных рукописей Пушкина из архива П. И. Миллера.
Обнаружение этого автографа не открывает существенных дополнений к прежде известному тексту знаменитого преддуэльного документа, однако само существование его, а также относящиеся к нему примечания Миллера вносят важные коррективы в наши представления об истории последних месяцев жизни Пушкина.
Исследуемый документ является беловым автографом, занимающим почти целиком четыре страницы голубой бумаги (письмо было сложено вчетверо и протерлось на сгибах, надорван и первый лист).
Большая часть разночтений с прежде известным текстом связана с мелкими неточностями, описками. Лишь полное написание «Monsieur le comte» (граф) в обращении к Бенкендорфу (вместо прежнего «М-r le comte» — см.
У верхнего края первой страницы письма находится несколько стершаяся карандашная запись рукой П. И. Миллера: «Найдено в бумагах А. С. Пушкина и доставлено графу Бенкендорфу 11 февраля 1837 года». Ни в этой записи, ни в автографе нет прямого указания, что адресат письма — именно Бенкендорф. Однако, кроме содержания документа, достаточно веским является авторитетное свидетельство Миллера в черновой (без заглавия) записке о гибели Пушкина (также поступившей в составе его архива).
Эта запись, несомненно, меняет сложившееся мнение о судьбе послания Пушкина к Бенкендорфу и является сильным доводом в пользу самой ранней версии — о неотосланном письме.
Еще одно свидетельство об этом находится в упомянутой черновой записке, посвященной истории гибели Пушкина. «Письмо к гр. Бенкендорфу, — писал Миллер о Пушкине, — он не послал, а оно найдено было в его бумагах после его смерти, переписанное и вложенное в конверт для отсылки».
Остановимся на этом подробнее. К примечанию Миллера на письме Пушкина следует отнестись с доверием. Гибель поэта, несомненно, потрясла его постоянного доброжелателя и почитателя. События тех дней, к которым Миллер оказался причастным, навсегда остались в его памяти. Отмеченная на пушкинском письме дата доставки его к шефу жандармов, «11 февраля 1837 года», вполне соответствует описываемой ситуации.
Как известно, в феврале 1837 года на квартире В. А. Жуковского, куда были доставлены бумаги Пушкина, происходил их «разбор». Судя по «Журналу», который сопровождал всю эту процедуру, в течение 9 и 10 февраля 1837 года бумаги Пушкина были разделены на 36 категорий, среди которых под № 12 значатся «Письма Пушкина», а под № 8 — «Бумаги генерал-адъютанта гр. Бенкендорфа»[363]
.