Секретная династия

Несколько позже «Замечания...», по разным копиям, начинают постепенно включаться в издания пушкинских произведений...

Пушкин не думал о потомках-читателях, когда набрасывал свои «Замечания...». Но рука, писавшая в те же времена и другие строки, стихи, прозу, попутно, как бы между прочим, не могла не внести в документ временный частицу вечного. И мы находим в пушкинских замечаниях мысль, беспокойство, борьбу, страдание «за каплю добра».

Доказывая, что «История Пугачева» должна быть опубликована, Пушкин замечал: «Историческая страница, на которой встречаются имена Екатерины, Румянцева, двух Паниных, Суворова, Бибикова, Михельсона, Вольтера и Державина, не должна быть затеряна для потомства».

Рассматривая теперь семнадцать страниц беловой пушкинской рукописи «Замечаний о бунте», мы можем оценить это сочинение перефразированными пушкинскими строками: не могла быть затеряна для потомства литературная и историческая страница, на которой и близ которой встречаются люди и события целого столетия — Герцен, Белинский, Анненков, Якушкин, десятки государственных и военных деятелей XVIII и XIX веков, Пугачев и его смышленые сообщники, крестьяне, казаки — все, соединенные светлой мыслью Пушкина.

Глава VIII. «Адские козни»

Будучи единственным судьей и хранителем моей чести и чести моей жены, [...] я не могу и не хочу представлять кому бы то ни было доказательства того, что утверждаю.

Пушкин (из письма к Бенкендорфу и царю. 21 ноября 1836 г.)

«Адские козни окутали Пушкиных и остаются еще под мраком. Время, может быть, раскроет их...» — это было сказано П. А. Вяземским вскоре после гибели поэта. «Времени» оказалось нелегко разобраться во всем: много лет спустя П. Е. Щеголев, первооткрыватель важнейших материалов о последних днях Пушкина, признавался, что некоторые существенные обстоятельства трагедии не видны или видны неясно.

После Щеголева было еще немало работ о «дуэли и смерти», в результате последние месяцы пушкинской жизни расписаны исследователями по дням, иногда и по часам — куда более подробно, чем другие главы его биографии. И все же многого не знаем, не понимаем, о многом спорим.

Попытки понять и оценить «адские козни» начались еще при жизни поэта. Разные версии о его гибели столкнулись через несколько дней после 29 января 1837 года. Одна из них имела достаточно мощных сторонников, чтобы долго не допускать открытых возражений. Другая, существуя в основном рукописно, через четверть века достигла Вольных русских изданий.

Первым документом, открывающим историю последней дуэли Пушкина, был, как известно, анонимный пасквиль — «диплом», разосланный 3 ноября 1836 года. Он давно опубликован, проанализирован, однако до сих пор недостаточно ясна история его сохранившихся экземпляров.

Довольно скоро после смерти Пушкина появился и стал распространяться в списках своеобразный сборник документов, относящихся к гибели Пушкина. Мне удалось в различных архивах ознакомиться почти с тридцатью такими рукописными сборниками, принадлежавшими различным общественным и литературным деятелям[345]. Все сборники в главных чертах абсолютно совпадают — одни и те же документы, в том же порядке, со сходными особенностями, ошибками и т. п., только в некоторых рукописях двенадцать, а в некоторых тринадцать документов. О сборниках этих речь впереди, пока же только заметим, что абсолютно все списки открываются следующими словами (по-французски или в русском переводе):

«Два анонимные письма к Пушкину, которых содержание, бумага, чернила и формат совершенно одинаковы (второе письмо такое же, на обоих письмах другою рукою написаны адресы: Александру Сергеевичу Пушкину)».

Затем следует точный текст «диплома».

Как видно, некий человек, очевидно, причастный к составлению сборника дуэльных документов, проделал своего рода «текстологическую работу»: располагая двумя экземплярами пасквиля, он их сравнил, отметил полное сходство, а также разницу почерков «диплома» и конверта.