Секретная династия

Конечно, проще всего Постникову было получить ценой любых обещаний бумаги и скрыться. Но агент толков и честолюбив. Он не желает неприятностей своему правительству в случае огласки, экономит его финансы и к тому же предлагает обернуть все дело в пользу своих. Он-то сам достаточно умен, чтобы понять: многие исторические материалы из долгоруковского собрания можно опубликовать, особенно если подача материалов и комментарии будут легки и безобидны. На пороге 1870-х годов российская цензура сделалась сравнительно мягче, и многое, совершенно немыслимое к опубликованию за 15—20 лет до того, теперь можно позволить (кстати, ведь все равно за границей уже опубликовано немало...). Правда, если агент будет настаивать на этой мысли, начальство Постникова еще подумает, будто последний не считает архив Долгорукова опасным (что противоречит прежнему указанию царя) или что шпион имеет какой-то особый личный интерес во всей истории... Поэтому Постников пишет начальству со всей возможной «деликатностью», предлагая издать некоторую часть бумаг для сохранения сложившихся связей[471]: «Внутреннее содержание [бумаг Долгорукова] очень интересно, особенно то, что писал сам Долгоруков. В процессе Воронцова есть ненапечатанная часть, компрометирующая какого-то графа Петра Шувалова[472], письмо к государю заключает в себе объяснение Долгорукова по поводу конфискации имения и лишения его княжеского титула, наряду с этим идет резкое и дерзкое письмо Наполеону (оно у меня в списке не значится), указы Екатерины II и Павла I действительно подлинники. Письмо Кавура представляет Россию монгольским и варварским государством, Катков распинается похвалами Н. Ф. Крузе и либеральничает[473]. Крайне интересны как придворные интриги и исторические документы — это бумаги Карабанова. Много исторических, политических и финансовых вопросов, касающихся России, находится в бумагах князя. Краткость письма не позволяет изложить Вам подробно, ибо это вышло бы целое сочинение. Кроме того, Тхоржевский дает мне в придачу груду газет с заметками князя и обязывается не оставить у себя копий и не печатать их».

В отчете от 3 ноября Постников продолжает: «По-моему, не столько важен для нас интерес самих бумаг, сколько лишение возможности их напечатания [...]. Приведенные сколько-нибудь в порядок, бумаги составят, я думаю, предмет самого интересного чтения даже для государя. Например, времена Екатерины II, Петра I, Павла I и другие, как равно и документы новейшего времени, например, Аракчеева»[474].

Исходя из этих соображений, Постников предлагает авантюрный план: действительно напечатать (как требует Герцен) часть бумаг и тем сохранить доверие эмигрантов, необходимое хотя бы для предстоящих поисков Нечаева.

Эта идея была высочайше одобрена, и Постников, торгуясь с Тхоржевским, стал готовиться к нелегальной публикации.

«Этот Постников, — жалуется Герцен Огареву, — меня мучил, как кошмар. Брал бы Тхоржевский деньги, благо дают, и — баста» (Г. XXX. 220).

Наконец сошлись на 6500 руб. (26 000 франков)[475], и к 1 ноября 1869 г. Постников сделался обладателем тяжелого сундука рукописей.

«Три дня с утра и вечером, — докладывал агент, — я просматривал груду бумаг по каталогу Тхоржевского, и просмотр убедил меня, что бумаги, за небольшим исключением, совершенно согласны с моим списком. Когда я приступил к просмотру бумаг, то заметил, что все они находились нетронутыми в запыленных пачках на том же месте, где я их видел летом. Из сего я мог заключить, что бумаги оставались нетронутыми, тем более что Тхоржевский сам часто по каталогу не мог найти той или другой бумаги и часто ошибался. Если же оказывалось лишнее против каталога, то он отдавал мне для прочтения и суждения, годится ли для меня. Совершенно пустые вещи я, конечно, возвращал»[476].

Получив бумаги, Постников на несколько недель исчез, затем снова появился за границей... За это время, понятно, сундук был доставлен в III отделение: круговорот долгоруковских бумаг Россия — эмиграция — Россия был завершен за десять лет...

Агент торопился не напрасно. Через несколько месяцев русский эмигрант М. Элпидин писал другому известному изгнаннику — П. Л. Лаврову: «Удалось мне напасть на одного Сахар Медыча и узнать, что III отделение отрядило своих агентов купить во что бы то ни стало у Тхоржевского долгоруковские бумаги и что этот агент — некто подполковник Романы, живущий в Женеве под именем Постникова. И тут узнал, как гонялись последние четыре года за Герценом и как охотились за Нечаевым. Все эти вещи я вычитал в корреспонденциях III отделения. До 1870 г. письма из III отделения писались к заграничным шпионам Филиппеусом [...]. Вовсе мне не хотелось бы навязываться к Огареву со своим предупреждением, так как я не раз был вышучиваем за таковые»[477].

Точность информации Элпидина поразительна.