Секретная династия

«Княже Петре! [...] Посылаю тебе сегодня русские стихи, которых я перед отъездом твоим никак не мог отыскать. Их приписывают какому [то] поэту, известному переводами песен Беранже: Курочкин или что-нибудь такое... Все здесь [в Париже] русские утверждают, что оба государства в теснейшей дружбе. Иные прибавляют, что очень может быть, что ты будешь жертвой такой дружбы, то есть что тебе не позволят жить в Париже. Я надеюсь, что это все пустяки и что скоро тебя опять увидим.

Король неаполитанский говорит, что он уже несколько раз победил Гарибальди. Гарибальди утверждает, что уже несколько раз победил неаполитанцев, я начинаю подозревать, что они вовсе не дрались.

На днях читал пятую книжку Шедо-Ферроти о военном устройстве[483]. Превосходно: по-моему, это самое тяжелое обвинение против Николая и так ясно показывает, какой он был мелкоумный, жертвуя пустякам самыми важными и жизненными вопросами»[484].

1 сентября 1860 года Гагарин сообщает Долгорукову лестную для того новость о предпочтении некоторыми читателями долгоруковских изданий перед герценовскими: «Имел я случай на днях много и откровенно разговаривать с одним молодым русским офицером артиллерийским, очень умным; я дал ему читать, по его просьбе, «Колокол» и твою книгу. Хотя он и одобрял многие статьи «Колокола» против злоупотреблений, бывающих у нас в России так часто, или, лучше сказать, составляющих не исключения, а правило, он поражен был этою мыслию, что Герцен не выражает мысли России и даже, по его словам, не хорошо знает ее; твою же книгу он читал с восторгом: вот, говорил он мне, человек, который положительно и основательно знает Россию и мнений и управлений, и ход дел: при том он выражает то, что думает, и то, чего желает вся Россия. Он недавно из внутренности России приехал и утверждает мне, что почти все без исключения желают конституционного правления, что самодержавие отжило свой век и корней никаких не имеет в народе. По его словам, как скоро будет приведено в исполнение освобождение крестьян, тотчас дворянство и крестьянство заодно будут действовать против чиновничества. Я хотел передать тебе эти разговоры, потому что они служат новым доказательством истинной почвы и истинного успеха твоей книги»[485].

Долгоруков радостно и тщеславно поддерживает эту тему (выше цитировались его колкости в адрес Бакунина, Герцена и Огарева). Понятно, сторонникам либерального конституционализма платформа Долгорукова импонировала больше, чем «крестьянский социализм» Герцена. Последнему противопоставлены даже такие наивные утопии, как приведенное Гагариным суждение «артиллерийского офицера» об отсутствии корней у самодержавия и мифическом блоке дворянства и крестьянства против чиновников...

Архив Долгорукова бросает исследователя из одних десятилетий в другие, касается целой галереи лиц. Немалый интерес представляет декабристская часть бумаг. Здесь копии официальных документов («Донесение следственной комиссии» и др.), сочинения Лунина, Бестужева и других декабристов, напечатанные в различных Вольных изданиях, а также некоторые подготовительные материалы к публикациям Долгорукова (выше говорилось о документах, связанных с С. Г. Волконским).

Однако некоторые из декабристских долгоруковских бумаг остались не использованными при жизни владельца: возможно, они должны были войти в незавершенные мемуары князя. О любопытнейшем декабристском «Алфавите» конца 1840-х годов уже упоминалось не раз.

Долгоруков какими-то, пока неведомыми для нас, путями получил небольшой комплекс бумаг декабриста А. М. Муравьева, младшего брата Никиты Муравьева: воспоминания Муравьева, документы о конфликте его жены Ж. А. Муравьевой с тобольским генерал-губернатором (1850—1851)[486]. Между прочим, некоторые декабристские публикации 1920—1930-х годов, почерпнутые из архива Зимнего дворца, были связаны именно с долгоруковскими бумагами, однако в то время это не было замечено исследователями. Таковы, например, стихотворение Ф. Ф. Вадковского «Желание» и его же краткая запись о требованиях тайного общества[487].

Ермолов, Бенкендорф, Гагарин, декабристы — это лишь частица сохранившегося долгоруковского архива; бумаги о помещичьем буйстве в Тульской губернии перед 1861 годом (Долгоруков сам — тульский помещик), заметки о 1730 годе (восшествие на престол Анны Иоанновны), о перевороте 11 марта 1801 года, о 12 царствованиях — от Петра I до Александра II...

Все это требует изучения и будет сопоставлено с опубликованным материалом. Многое было неизвестно в ту пору, когда Долгоруков владел этими бумагами, но посмертный их арест лишил ряд последующих публикаций «долгоруковского эффекта».

Сопоставление описи, составленной Романном, и долгоруковских материалов, рассеянных в собрании Зимнего дворца, показывает, что здесь сохранилась примерно половина похищенных в 1869 году материалов[488]. К сожалению, не имеется в наличии писем видных исторических лиц к Долгорукову, которым такое значение придавали начальники Романна-Постникова, автографов Гюго, Гарибальди, Мадзини, Кавура, Бисмарка.